Вход    
Логин 
Пароль 
Регистрация  
 
Блоги   
Демотиваторы 
Картинки, приколы 
Книги   
Проза и поэзия 
Старинные 
Приключения 
Фантастика 
История 
Детективы 
Культура 
Научные 
Анекдоты   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Персонажи
Новые русские
Студенты
Компьютерные
Вовочка, про школу
Семейные
Армия, милиция, ГАИ
Остальные
Истории   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Авто
Армия
Врачи и больные
Дети
Женщины
Животные
Национальности
Отношения
Притчи
Работа
Разное
Семья
Студенты
Стихи   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Иронические
Непристойные
Афоризмы   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рефераты   
Безопасность жизнедеятельности 
Биографии 
Биология и химия 
География 
Иностранный язык 
Информатика и программирование 
История 
История техники 
Краткое содержание произведений 
Культура и искусство 
Литература  
Математика 
Медицина и здоровье 
Менеджмент и маркетинг 
Москвоведение 
Музыка 
Наука и техника 
Новейшая история 
Промышленность 
Психология и педагогика 
Реклама 
Религия и мифология 
Сексология 
СМИ 
Физкультура и спорт 
Философия 
Экология 
Экономика 
Юриспруденция 
Языкознание 
Другое 
Новости   
Новости культуры 
 
Рассылка   
e-mail 
Рассылка 'Лучшие анекдоты и афоризмы от IPages'
Главная Поиск Форум

Бир, Грег - Бир - Музыка, звучащая в крови

Фантастика >> Зарубежная фантастика >> Бир, Грег
Хороший Средний Плохой    Скачать в архиве Скачать 
Читать целиком
Грег Бир. Музыка, звучащая в крови

-----------------------------------------------------------------------

Greg Bear. Blood Music (1983). Пер. - А.Корженевский.

Авт.сб. "Схватка". М., "АСТ", 1998.

OCR & spellcheck by HarryFan, 28 September 2001

-----------------------------------------------------------------------



    В природе существует принцип, который, мне думается, никто до сих пор не подметил... Каждый час рождаются и умирают миллиарды триллионов маленьких живых существ - бактерий, микробов, "микроскопических животных", и жизнь каждого из них не имеет особого значения, разве что в совокупности с множеством других таких же существ, когда их крошечные деяния суммируются и становятся заметны. Они мало что чувствуют. Практически не страдают. И даже смерть сотни миллиардов не может сравниться по своей значимости со смертью одного-единственного человека.

    В ряду огромного количества живых существ на Земле от мельчайших микробов до таких крупных созданий, как люди, существует определенное равновесие - примерно так же, как масса собранных вместе ветвей высокого дерева равна массе сучьев, расположенных внизу, а масса дерева равна массе ствола.

    Таков по крайней мере принцип. И я думаю, что первым его нарушил Верджил Улэм.

    Мы не виделись с ним около двух лет. И его образ, сохранившийся у меня в памяти, лишь весьма отдаленно напоминал загорелого, хорошо одетого джентльмена, что стоял передо мной. За день до этого мы договорились по телефону, что встретимся во время ленча, и теперь разглядывали друг друга, остановившись прямо в дверях кафетерия для сотрудников медицинского центра "Маунт фридом".

    - Верджил? - неуверенно спросил я. - Боже, неужели это ты?!

    - Рад тебя видеть, Эдвард, - произнес он и крепко пожал мою руку.

    За время, прошедшее с нашей последней встречи, он сбросил десять или двенадцать килограммов, а то, что осталось, казалось теперь жестче и сложено было гораздо пропорциональнее. С университетских лет Верджил запомнился мне совсем другим: толстый, рыхлый, лохматый умник с кривыми зубами. Нередко он развлекался тем, что подводил электричество к дверным ручкам или угощал нас пуншем, от которого все потом мочились синим. За годы обучения Верджил почти не встречался с девушками - разве что с Эйлин Термаджент, которая весьма напоминала его внешне.

    - Ты выглядишь великолепно, - сказал я. - Провел лето в Кабо-Сан-Лукас?

    Мы встали в очередь и выбрали себе закуски.

    - Загар, - ответил он, ставя на поднос картонный пакет шоколадного молока, - это результат трех месяцев под ультрафиолетовой лампой. А зубы я выправил вскоре после того, как мы виделись в последний раз. Я тебе все объясню, но только давай найдем место, где к нам не будут прислушиваться.

    Я повел его в угол для курильщиков: на шесть столиков таких оказалось только трое.

    - Слушай, я серьезно говорю, - сказал я, пока мы переставляли тарелки с подносов на стол. - Ты здорово изменился. И действительно выглядишь очень хорошо.

    - На самом деле я так изменился, как тебе и не снилось. - Эту фразу он произнес зловещим тоном, словно актер из фильма ужасов, и карикатурно поднял брови. - Как Гэйл?

    - Гэйл в порядке, - сказал я ему, - учит ребятишек в детском саду. Мы поженились год назад.

    Верджил перевел взгляд на тарелки - кусок ананаса, домашний сыр, пирог с банановым кремом - и спросил надтреснувшим голосом:

    - Ты ничего больше не замечаешь?

    - М-м-м, - произнес я, пристально вглядываясь в него.

    - Смотри внимательно.

    - Я не уверен... Хотя да, ты перестал носить очки. Контактные линзы?

    - Нет. Они мне больше просто не нужны.

    - И ты стал довольно ярко одеваться. Кто это проявляет о тебе столько заботы? Надеюсь, у нее не только хороший вкус, но и внешность.

    - Кандис тут ни при чем, - ответил он. - Просто я устроился на хорошую работу и могу теперь позволить себе пошвырять деньгами. Очевидно, мой вкус в выборе одежды лучше, чем в выборе еды. - На лице его появилась знакомая виноватая улыбка, потом она вдруг сменилась странной ухмылкой. - В любом случае она меня бросила. С работы меня тоже уволили, так что теперь я живу на сбережения.

    - Стоп, стоп! - запротестовал я. - Не все сразу. Давай рассказывай по порядку. Ты устроился на работу. Куда?

    - В "Генетрон корпорейшн", - сказал он. - Шестнадцать месяцев назад.

    - Никогда не слышал.

    - Еще услышишь. В следующем месяце они выбрасывают акции на рынок. Им удалось здорово продвинуться вперед с мебами. С медицинскими...

    - Я знаю, что такое меб, - перебил его я. - Медицинский биочип.

    - Они наконец получили работающие мебы.

    - Что? - Теперь настала моя очередь удивленно поднимать брови.

    - Микроскопические логические схемы. Их вводят в кровь, они закрепляются, где приказано, и начинают действовать. С одобрения доктора Майкла Бернарда.

    Это уже значило немало - Бернард обладал безупречной, научной репутацией. Помимо того, что его имя связывали с крупнейшими открытиями в генной инженерии, он до своего ухода на отдых по крайней мере раз в году вызывал сенсации работами в области практической нейрохирургии. Фотографии на обложках "Тайм", "Мега" и "Роллинг стоун" уже говорят сами за себя.

    - Вообще-то это держится в строгом секрете - акции, прорыв в исследованиях, Бернард и все такое. - Он оглянулся по сторонам и, понизив голос, добавил: - Но ты можешь поступать, как тебе вздумается. У меня с этими паразитами больше никаких дел.

    Я присвистнул:

    - Этак можно здорово разбогатеть, а?

    - Если тебе этого хочется. Но все-таки посиди немного со мной, прежде чем бросаться сломя голову к своему биржевому маклеру.

    - Конечно.

    К сыру и пирогу он даже не притронулся, однако съел ананас и выпил шоколадное молоко.

    - Ну рассказывай.

    - В медицинском колледже я готовился к исследовательской работе. Биохимия. Кроме того, меня всегда тянуло к компьютерам, так что последние два года учебы я содержал себя тем...

    - Что писал матобеспечение для "Вестингхауза".

    - Приятно, когда друзья помнят... Короче, именно так я и связался с "Генетроном" - они тогда только начинали, хотя уже располагали сильной финансовой поддержкой и лабораториями на все случаи жизни. Меня приняли на работу, и я быстро продвинулся. Спустя четыре месяца я уже вел собственную тему, и мне кое-что удалось сделать. - Он беззаботно махнул рукой. - А затем я увлекся побочными исследованиями, которые они сочли преждевременными. Но я упирался, и в конце концов у меня отобрали лабораторию. Передали ее какому-то слизняку. Часть результатов мне удалось спасти и скрыть еще до того, как меня вышибли, но, видимо, я был не очень осторожен... или рассудителен. Так что теперь работа продолжается вне лаборатории.

    Я всегда считал Верджила человеком амбициозным, слегка тронутым и не особенно тонким. Его отношения с начальством и вообще с властями никогда не складывались гладко. Наука для Верджила всегда словно недоступная женщина, которая вдруг раскрывает перед человеком свои объятия, когда он еще не готов к зрелому проявлению чувств, заставляя его бояться, что он упустит свой шанс, потеряет представившуюся возможность, наделает глупостей. Видимо, так и случилось.

    - Вне лаборатории? Что ты имеешь в виду?

    - Эдвард, я хочу, чтобы ты меня обследовал. Мне нужно очень тщательное физиологическое обследование. Может быть, с применением методов диагностики рака. Тогда я смогу объяснить дальше.

    - Стандартное обследование за пять тысяч?

    - Все, что сможешь. Ультразвук, ядерный магнитный резонанс, термограммы и все остальное.

    - Я не уверен, что получу доступ ко всему этому оборудованию. Магнитный резонанс вообще используют в обследованиях всего месяц или два. Черт, более дорогой метод и выбрать-то...

    - Тогда только ультразвук. Этого хватит.

    - Верджил, я всего лишь акушер, а не прославленный ученый. Гинеколог, излюбленная мишень анекдотов. Вот если ты вдруг начнешь перерождаться в женщину, тогда я смогу тебе помочь.

    Он наклонился вперед, едва не ткнувшись локтем в пирог, но в последний момент отклонил руку и опустил локоть буквально в миллиметре от тарелки. Прежний Верджил вляпался бы в самую середину.

    - Ты проведи тщательное обследование, и тогда... - Он прищурил глаза и покачал головой. - Пока просто проверь меня.

    - Ладно, я запишу тебя на ультразвук. Кто будет платить?

    - "Голубой щит". - Он улыбнулся и достал медицинскую кредитную карточку. - Я проник в компьютерное досье "Генетрона" и кое-что там поменял. Так что любые счета за медицинское обслуживание в пределах ста тысяч долларов они оплатят без вопросов и даже ничего не заподозрят.


    Верджил настаивал на полной секретности, и я предпринял соответствующие меры. Его бланки, во всяком случае, я заполнил сам. Так что до тех пор пока счета оплачиваются, практически всю работу можно было провести без постороннего вмешательства. За свои услуги я денег с него не брал. В конце концов он и меня поил тем самым пуншем, от которого моча окрашивалась в синий цвет. Можно сказать, старые, добрые друзья.

    Пришел Верджил поздно вечером. В это время я обычно уже не работаю, но на этот раз остался в институте, дожидаясь его на третьем этаже корпуса, который медсестры в шутку называют отделением Франкенштейна. Когда он появился, я восседал в пластиковом оранжевом кресле. Под светом флюоресцентных ламп лицо Верджила приобрело странный зеленоватый оттенок.

    Раздевшись, он лег на смотровой стол, и прежде всего я заметил, что у него распухли лодыжки. Однако мышцы в этих местах оказались нормальными, плотными на ощупь. Я проверил несколько раз, и, судя по всему, никаких аномалий там не было, просто выглядели они очень необычно.

    Озадаченно хмыкнув, я обработал переносным излучателем труднодоступные для большого аппарата места и запрограммировал полученные данные в видеоустройство. Потом развернул стол и задвинул его в эмалированный лаз ультразвуковой диагностической установки, в "пасть", как говорят наши медсестры.

    Увязав данные установки с данными переносного излучателя, я выкатил Верджила обратно, затем включил экран. После секундной задержки там постепенно проступило изображение его скелета.

    Спустя еще три секунды, которые я просидел с отвисшей челюстью, на экране возникло изображение торакальных органов, затем мускулатуры, системы кровеносных сосудов и, наконец, кожи.

    - Давно ты попал в аварию? - спросил я, пытаясь унять дрожь в голосе.

    - Ни в какую аварию я не попадал, - ответил он. - Все это сделано сознательно.

    - Тебя что, били, чтобы ты не выбалтывал секретов?

    - Ты не понимаешь, Эдвард. Взгляни на экран еще раз. У меня нет никаких повреждений.

    - А это? Здесь какая-то припухлость. - Я показал на лодыжки. - И ребра у тебя... Они все переплетены крест-накрест. Очевидно, они когда-то были сломаны и...

    - Посмотри на мой позвоночник, - сказал он.

    Я перевернул изображение на экране. Боже правый! Фантастика! Вместо позвоночника - решетка из треугольных отростков, переплетенных совершенно непонятным образом. Протянув руку, я попытался прощупать позвоночник пальцами. Он поднял руки и уставился в потолок.

    - Я не могу найти позвоночник, - сказал наконец я. - Спина совершенно гладкая.

    Повернув Верджила лицом к себе, а попробовал нащупать через кожу ребра. Оказалось, они покрыты чем-то плотным и упругим. Чем сильнее я нажимал пальцем, тем больше начиналось сопротивление. Но тут мне в глаза бросилась еще одна деталь.

    - Послушай, - сказал я. - У тебя совершенно нет сосков.

    В том месте, где им полагалось быть, остались только два пигментных пятнышка.

    - Вот видишь! - произнес Верджил, натягивая белый халат. - Меня перестраивают изнутри.


    Кажется, я попросил его рассказать, что произошло. Однако на самом деле я не очень хорошо помню, что именно тогда сказал.

    Он начал объяснять в своей привычной манере - то и дело сбиваясь на посторонние темы и уходя в сторону. Слушать его - все равно, что продираться к сути дела через газетную статью, чрезмерно напичканную иллюстрациями и вставками в рамочках. Поэтому я упрощаю и сокращаю его рассказ.

    В "Генетроне" ему поручили изготовление первых биочипов, крошечных электронных схем, состоящих из белковых молекул. Некоторые из них подключались к кремниевым чипам размером не больше микрона, затем запускались в артериальную систему крыс. Они должны были укрепиться в отмеченных химическим способом местах и вступить во взаимодействие с тканями, чтобы сообщать о созданных в лабораторных условиях патологических нарушениях или даже оказывать на них влияние.

    - Это уже большое достижение! - сказал Верджил.

    - Наиболее сложный чип мы удалили, пожертвовав подопытным животным, затем считали его содержимое, подключив к видеоэкрану. Компьютер выдал нам гистограммы, затем химические характеристики отрезка кровеносного сосуда, а потом сложил все это вместе и выдал картинку. Мы получили изображение одиннадцати сантиметров крысиной артерии. Видел бы ты, как все эти серьезные ученые прыгали до потолка, хлопали друг друга по плечам и глотали "клоповник"!

    "Клоповник" - это этиловый спирт, смешанный с газировкой "Доктор Пеппер".

    В конце концов кремниевые элементы полностью уступили место нуклеопротеидам. Верджил не очень хотел вдаваться в подробности, но я понял, что они нашли способ превращения больших молекул - как ДНК или даже более сложные - в электрохимические компьютеры, использующие структуры типа рибосом в качестве кодирующих и считывающих устройств, а РНК - в качестве "ленты". Позже, внося программные изменения в ключевых местах путем замены нуклеотидных пар, Верджилу удалось скопировать репродуктивное деление и слияние.

    - В "Генетроне" хотели, чтобы я переключился на супергенную инженерию, поскольку этим занимались все подряд. Самые разные монстры, каких только можно вообразить, и так далее... Но у меня были другие идеи. Время безумных ученых, верно? - Он покрутил пальцем у виска, издав плавно переливающийся звук, потом рассмеялся, но тут же умолк. - Чтобы облегчить процесс дупликации и соединения, я вводил свои самые удачные нуклеотропотеиды в бактерии. Затем стал оставлять их там на длительное время, чтобы схемы могли взаимодействовать с клеточными механизмами. Все они были запрограммированы эвристически, то есть самообучались в гораздо большем объеме, чем в них закладывали изначально. Клетки скармливали химически закодированную информацию компьютерам, а те, в свою очередь, обрабатывали ее, принимали решения, и таким образом клетки "умнели". Ну, для начала, скажем, становились такими же умными, как планарии. Представь себе E.coli, которая не глупее планарии, а?

    - Представляю, - кивнул я.

    - Ну а потом я совсем увлекся. Оборудование было, технология уже существовала, и я знал молекулярный язык. Соединяя нуклеопротеиды, я мог получить действительно плотные и сложные биочипы, своего рода маленькие мозги. Пришлось исследовать и такую проблему: чего я смогу достичь - теоретически? Получалось, что, продолжая работать с бактериями, я бы сумел получить биочип, сравнимый по производительности обработки информации с мозгом воробья. Можешь себе представить мое удивление? Но потом мне открылся способ тысячекратного увеличения производительности, причем с помощью того же явления, которое мы прежде считали помехой, - электронного дрейфа между сложившимися электронными схемами. При таких размерах даже незначительные флюктуации грозили биочипу уничтожением, но я разработал программу, которая предсказывала и обращала туннельный эффект в преимущество. Тем самым, подчеркивая эвристический аспект этих компьютеров, я использовал дрейф для увеличения сложности.

    - Тут я уже перестаю понимать, - признался я.

    - Я воспользовался преимуществом, которое дает элемент случайности. Схемы могли самовосстанавливаться, сравнивая содержимое памяти и исправляя поврежденные элементы. Целиком. Я дал им только базовые инструкции. Живите и размножайтесь! Становитесь лучше! Боже, ты бы видел, что стало с некоторыми культурами через неделю! Потрясающие результаты! Они начали развиваться сами по себе, словно маленькие города. Пришлось их все уничтожить. Особенно меня поразила одна чашка Петри: думаю, если бы я продолжал кормить ее жильцов, она отрастила бы ноги и дала ходу из инкубатора.

    - Ты, надо понимать, шутишь? - спросил я, взглянув на него в упор. - Или нет?

    - Слушай, они действительно знали, что значит становиться лучше, совершеннее. Они видели направление развития, но, находясь в телах бактерий, были очень ограничены в ресурсах.

    - И насколько они оказались умны?

    - Я не уверен. Они держались скоплениями по сто - двести клеток, и каждое скопление вело себя как самостоятельная особь. Может быть, каждое из них достигло уровня макак-резуса. Они обменивались информацией через фимбрии - передавали участки памяти и сравнивали результаты своих действий. Хотя наверняка их сообщество отличалось от группы обезьян прежде всего потому, что мир их был намного проще. Но зато в своих чашках они стали настоящими хозяевами. Я туда запускал фагов - так им просто не на что было рассчитывать. Мои питомцы использовали любую возможность, чтобы вырасти и измениться.

    - Как это возможно?

    - Что? - Он, похоже, удивился, что я не все принимаю на веру.

    - Запихнуть так много в столь малый объем. Макака-резус - это все-таки нечто большее, чем просто калькулятор, Верджил.

    - Возможно, я не очень хорошо объяснил, - сказал он, заметно раздражаясь. - Я использовал нуклеопротеидные компьютеры. Они похожи на ДНК, но допускают интерактивный обмен. Ты знаешь, сколько нуклеотидных пар содержится в организме одной-единственной бактерии?

    Последнюю свою лекцию по биохимии я слушал уже довольно давно и поэтому только покачал головой.

    - Около двух миллионов. Добавь сюда пятнадцать тысяч модифицированных рибосом - каждая с молекулярным весом около трех миллионов - и представь себе возможное количество сочетаний и перестановок. РНК выглядит как длинная спираль из бумажной ленты, окруженная рибосомами, которые считывают инструкции и вырабатывают белковые цепи. - Слегка влажные глаза Верджила буквально светились. - Кроме того, я же не говорю, что каждая клетка была отдельной особью. Они действовали сообща.

    - Сколько бактерий ты уничтожил в чашках Петри?

    - Не знаю. Миллиарды. - Он усмехнулся. - Ты попал в самую точку, Эдвард. Как планета, населенная E.coli.

    - Но тебя не за это уволили?

    - Нет. Прежде всего они не знали, что происходит. Я продолжал соединять молекулы, увеличивая их размеры и сложность. Поняв, что бактерии слишком ограниченны, я взял свою собственную кровь, отделил лейкоциты и ввел в них новые биочипы. Потом долго наблюдал за ними, гоняя по лабиринтам и заставляя справляться с химическими проблемами. Они показали себя просто великолепно. Время на их уровне течет гораздо быстрее: очень маленькие расстояния для передачи информации, и окружение гораздо проще... Затем как-то раз я забыл спрятать свое компьютерное досье под секретный код. Кто-то из руководства его обнаружил и догадался, чем я занимаюсь. Скандал был страшный! Они решили, что из-за моих работ на нас вот-вот спустят всех собак бдительные стражи общественной безопасности. Принялись уничтожать мою работу и стирать программы. Приказали, чтобы я стерилизовал свои лейкоциты. Черт бы их побрал! - Верджил скинул лабораторный халат и начал одеваться. - У меня оставалось от силы дня два. Я отделил наиболее сложные клетки...

    - Насколько сложные?

    - Они, как и бактерии, держались группами штук по сто. И каждую группу по уровню интеллекта можно было сравнить, пожалуй, с десятилетним ребенком. - Он взглянул мне в глаза. - Все еще сомневаешься? Хочешь, я скажу тебе, сколько нуклеотидных пар содержится в клетках млекопитающих? Я специально запрограммировал свои компьютеры на использование вычислительных мощностей лейкоцитов. Так вот, черт побери, их десять в десятой степени! И у них нет огромного тела, о котором нужно заботиться, растрачивая большую часть полезного времени.

    - Ладно, - сказал я. - Ты меня убедил. Но что было дальше?

    - Дальше я смешал лейкоциты со своей кровью, набрал шприц и ввел все это себе обратно. - Он застегнул верхнюю пуговицу рубашки и неуверенно улыбнулся. - Я запрограммировал их на все, что только можно, общаясь с ними на самом высоком уровне, который допускают энзимы и тому подобное. После чего они зажили своей жизнью.

    - Ты запрограммировал их плодиться и размножаться? Становиться лучше? - повторил я его фразу.

    - Я думаю, они развили кое-какие характеристики, заложенные в биочипы еще на стадии кишечных бактерий. Лейкоциты уже могли общаться друг с другом, выделяя в окружающую среду химически закодированные участки памяти. И наверняка они нашли способы поглощать другие типы клеток либо преобразовывать их, не убивая.

    - Ты сошел с ума.

    - Но ты сам видел изображение на экране! Эдвард, меня с тех пор не берет ни одна болезнь. Раньше я простужался постоянно, зато теперь чувствую себя как нельзя лучше.

    - Но они у тебя внутри и постоянно что-то находят, что-то меняют...

    - И сейчас каждая группа не глупее тебя или меня.

    - Ты действительно ненормальный.

    Он пожал плечами.

    - Короче, меня вышибли. Решили, видимо, что я попытаюсь отомстить за то, как они расправились с моей работой. Поэтому меня выгнали из лаборатории, и до сего момента мне не представлялось настоящей возможности узнать, что происходит в моем организме. Три месяца уже прошло.

    - И ты... - Я едва поспевал за перегоняющими друг друга догадками. - Ты сбросил вес, потому что они улучшили у тебя жировой обмен. Кстати, кости стали прочнее, позвоночник полностью перестроен...

    - У меня никогда не болит спина, даже если я сплю в очень неудобной позе.

    - Сердце у тебя тоже выглядит не так.

    - Про сердце я не догадывался, - сказал он, внимательно разглядывая изображение на экране. - А насчет жира... Об этом я думал. Они вполне могли улучшить у меня обмен веществ. В последнее время я никогда не чувствую себя голодным. Привычки в еде у меня не слишком сильно изменились - по-прежнему хочется того, чего и всегда хотелось, - но почему-то я ем только полезные продукты. Видимо, они еще не поняли, что представляет собой мой мозг. Они освоили железистую систему, но пока не осознали глобальной картины, если ты понимаешь, что я имею в виду. Они еще не знают, что я - это я. А вот что такое репродуктивные органы, усвоили просто замечательно.

    Я взглянул на экран и отвел глаза.

    - Нет, внешне все выглядит нормально. - Он захихикал. - Но как, ты думаешь, я подцепил эту красотку Кандис? Она рассчитывала просто на одноразовое приключение с технарем. Я и тогда уже неплохо выглядел: без загара, но уже постройнел и одевался весьма прилично. Ей, видишь ли, никогда раньше не попадался технарь, ну и она решила попробовать ради смеха... Но мои маленькие гении не давали нам спать чуть не до утра, и с каждым разом они становились все умнее и умнее. Я был словно в лихорадке.

    Улыбка исчезла с его лица.

    - Но однажды ночью я почувствовал, как у меня по всей коже бегают мурашки. Я здорово тогда напугался и решил, что эксперимент выходит из-под контроля. Кроме того, меня беспокоило, что может произойти, когда они преодолеют гематоэнцефалитический барьер и узнают обо мне, о настоящих функциях клеток головного мозга. Поэтому я начал кампанию сдерживания. Насколько я понимал, они пытались проникнуть в кожу, потому что по поверхности прокладывать коммуникационные каналы гораздо легче, чем устанавливать цепи через органы, мускулы и сосуды или в обход им. По коже получалось проще. Пришлось купить кварцевую лампу... - Тут он перехватил мой удивленный взгляд. - В лаборатории мы разрушали белок в биочипах, подвергая их ультрафиолетовому облучению, а я чередовал лампу дневного света с кварцевой. В результате они не лезут на поверхность, а я получаю отличный загар.

    - Ты еще можешь получить рак кожи, - добавил я.

    - Думаю, они сами сделают все, что нужно, чтобы меня уберечь. Как полицейские патрули.

    - Ладно. Я тебя обследовал, ты рассказал мне историю, в которую трудно поверить... но чего ты теперь от меня хочешь?

    - Я не настолько беззаботен, как могло показаться, Эдвард. Меня по-прежнему не оставляет беспокойство, и я хотел бы найти какой-нибудь способ ограничить их прежде, чем они узнают о моем мозге. Ты сам подумай: их теперь триллионы, и каждый не глупее меня. Они в определенной степени сотрудничают, так что я, возможно, умнейшее существо на планете, но на самом деле у них еще все впереди. Я бы не хотел, чтобы они захватили надо мной власть. - Он рассмеялся, и у меня по спине пробежал неприятный холодок. - Или украли душу... Поэтому я прошу тебя подумать над каким-нибудь способом ограничить их. Может быть, этих маленьких чертенят можно поморить голодом? Подумай. - Он вручил мне листок бумаги со своим адресом и телефоном, затем подошел к клавиатуре, убрал изображение с экрана и стер данные обследования. - Пока никто, кроме тебя, ничего не должен знать. И пожалуйста... поторопись.

    Ушел Верджил только в три часа ночи. Перед этим я взял у него кровь на анализ, затем пожал его влажную, дрожащую ладонь, и он в шутку предупредил меня, чтобы я не принимал образцы внутрь.

    Прежде чем уйти домой самому, я заложил кровь на анализ, результаты которого были готовы уже на следующий день. Я получил их во время перерыва на ленч, затем все уничтожил. Проделал я это совершенно механически, словно робот. Лишь через пять дней и почти столько же бессонных ночей я принял увиденное. Кровь его оказалась вполне нормальной, за исключением того, что машина выявила заражение: высокий уровень лейкоцитов - белых кровяных клеток - и гистаминов. На пятый день я наконец поверил.

    Гэйл вернулась домой раньше меня, но в тот вечер была моя очередь готовить ужин. Она поставила на проигрыватель один из детсадовских дисков и продемонстрировала мне образцы видеокомпьютерной живописи, которые создавали ее дошкольники. Я молча смотрел. Ужин тоже прошел в тишине.

    Ночью мне приснилось сразу два сна - видимо, признак того, что я наконец принял факты. Во время первого, от которого я постоянно ворочался и скомкал всю простыню, мне привиделось разрушение планеты Криптон, родного мира Супермена, где погибали в огне миллиарды супергениев. Скорее всего этот кошмар навеяла стерилизация образцов крови, которые я взял у Верджила.

    Второй сон оказался хуже. Мне снилось, как огромный город Нью-Йорк насилует женщину. В конце концов она родила множество маленьких зародышей-городков, завернутых в полупрозрачную пленку и залитых кровью после трудных родов.

    На утро шестого дня я позвонил Верджилу. Он ответил после четвертого гудка.

    - У меня есть кое-какие результаты, - сказал я. - Ничего окончательного, но хотел бы с тобой поговорить. Не по телефону.

    - Хорошо, - ответил он, и в его голосе мне послышалась усталость. - Я пока сижу дома.

    Квартира Верджила находилась в шикарном высотном доме на берегу озера. Я поднялся к нему на лифте, разглядывая рекламную болтовню голограммы с изображением товаров, свободных квартир и хозяйки здания, обсуждавшей общественные мероприятия на текущей неделе.

    Верджил открыл дверь и жестом пригласил меня внутрь. Он был в клетчатом халате с длинными рукавами и домашних шлепанцах. В руке держал незажженную трубку. Он молча прошел в комнату и сел в кресло; пальцы его вертели трубку, Не переставая.

    - У тебя инфекция, - произнес я.

    - Да?

    - Это все, что я смог узнать из анализов. У меня нет доступа к электронным микроскопам.

    - Я не думаю, что это на самом деле инфекция, - сказал он. - В конце концов это мои же собственные клетки. Может быть, что-то еще... Какой-нибудь признак их присутствия, их перемен. Едва ли можно ожидать, что нам сразу все станет понятно.

    Я снял пальто.

    - Слушай, я начинаю за тебя беспокоиться...

    Остановило меня выражение его лица - странное, лихорадочное блаженство. Прищурив глаза, Верджил смотрел в потолок и морщил губы.

    - Ты что - накачался? Балдеешь? - спросил я.

    Он помотал головой из стороны в сторону, потом кивнул очень медленно.

    - Я слушаю, - сказал он.

    - Что?

    - Не знаю. Это не совсем звуки... Но что-то вроде музыки... Сердце, кровеносные сосуды, течение крови по артериям и венам. Деятельность... Музыка, звучащая в крови... - Он взглянул на меня грустными глазами. - Ты почему не на службе?

    - У меня сегодня свободный день. А Гэйл работает.

    - Можешь остаться?

    - Видимо, да, - сказал я, пожимая плечами, потом обвел квартиру подозрительным взглядом, выискивая горы окурков или бумажные пакетики от наркотиков.

    - Я не под балдой, Эдвард, - произнес он. - Может быть, я не прав, но мне кажется, происходит что-то очень большое и важное. Думаю, они начали понимать, кто я есть.

    

... ... ...
Продолжение "Музыка, звучащая в крови" Вы можете прочитать здесь

Читать целиком
Все темы
Добавьте мнение в форум 
 
 
Прочитаные 
 Музыка, звучащая в крови
показать все


Анекдот 
- Дочь, мне сказали, что ты куришь!

- Та-а-ак, ну и с какой из бабок я не поздоровалась?
показать все
    Профессиональная разработка и поддержка сайтов Rambler's Top100