Рассказы - - Лицо на фотографииФантастика >> Зарубежная фантастика >> Финней, Джек >> Рассказы
Читать целиком
Джек Финней. Лицо на фотографии
-----------------------------------------------------------
пер. А.Иорданский
Изд. "Ордер на убийство. Сборник американской фантастики"
Москва, "Молодая гвардия", 1991 г.
OCR: Atlantis
-----------------------------------------------------------
На одном из верхних этажей нового Дворца правосудия я нашел номер
комнаты, которую искал, и открыл дверь. Миловидная девушка взглянула на
меня, оторвавшись от пишущей машинки, и спросила с улыбкой:
- Профессор Вейганд?
Вопрос был задан только для проформы, - она узнала меня с первого
взгляда, - и я, улыбнувшись в ответ, кивнул головой, пожалев, что на мне
сейчас профессорское одеяние, а не костюм, более подходящий для
развлечений в Сан-Франциско. Девушка сказала:
- Инспектор Айрин говорит по телефону. Подождите его, пожалуйста.
Я снова кивнул головой и сел, снисходительно улыбаясь, как и подобает
профессору.
Мне всегда мешает - несмотря на худощавое, задумчивое лицо истинного
ннаучного работника - то, что я несколько моложав для должности ассистента
профессора физики в крупном университете. К счастью, я уже в девятнадцать
лет приобрел преждевременную седую прядку в волосах, а в университетском
городке обычно ношу эти ужасающие, оттопыренные мешками на коленях
шерстяные брюки, которые, как принято считать, полагается носить
профессорам (хотя большинство из них предпочитает этого не делать). Такого
рода одежда, а также круглые, типично профессорские очки в металлической
оправе, в которых я, в сущности, не нуждаюсь, - вкупе с заботливо
подобранными чудовищными галстуками с дикими сочетаниями ярко-оранжевого,
обезьянье-голубого и ядовито-зеленого цветов, - дополняли мой образ, мой
"имидж". Это популярное ныне словцо в данном случае означает, что, если
вы хотите стать настоящим профессором, вам надо полностью отказаться от
внешнего сходства со студентами.
Я окинул взглядом небольшую приемную: желтые оштукатуренные стены,
большой календарь, ящики с картотекой, письменный столик, пишущая машинка
и девушка. Я следил за ней исподлобья, на манер, который перенял у своих
наиболее взрослых студенток, изобразив на лице отеческую улыбку на случай,
если она поднимет голову и поймает мой взгляд. Впрочем, я хотел только
одного: вынуть письмо инспектора и перечитать его еще раз в надежде
найти там не замеченный ранее ключ к ответу на вопрос - что ему от меня
нужно. Но я испытываю трепет перед полицией - я чувствую себя виновным,
даже когда спрашиваю у полицейского дорогу, - а потому подумал, что если
начну перечитывать письмо именно сейчас, то выдам свою нервозность, и мисс
Конфетка незаметно сигнализирует об этом инспектору.
В сущности, я знал наизусть содержание письма. Это было адресованное
в университетский городок официальное вежливое приглашение в три строчки -
явиться сюда для встречи с инспектором Мартином О. Айрином: если Вас не
затруднит, когда Вам удобно, не будете ли Вы так любезны, пожалуйста, сэр.
Я сидел в приемной, размышляя, что бы он предпринял, если бы я в таком же
учтивом стиле отказался; но тут зажужжал зуммер, девушка улыбнулась и
сказала:
- Заходите, профессор.
Я поднялся, нервно глотая слюну, открыл дверь и вошел в кабинет
инспектора.
Он встал из-за стола медленно и неохотно, словно колебался - не
отправить ли меня в скором будущем за решетку? Протянув руку и глядя на
меня подозрительно и без улыбки, он процедил:
- Очень любезно с вашей стороны, что вы пришли.
Я поздорвался и сел у его стола, догадываясь, что могло меня ожидать
меня, откажись я от приглашения инспектора. Он просто-напросто пришел бы в
мою аудиторию, защелкнул бы на мне наручники и приволок сюда.
Я вовсе не хочу этим сказать, что у инспектора Айрина было
отталкивающее или вообще чем-либо примечательное лицо; оно было вполне
заурядным. Столь же заурядны были его темные волосы и простой серый
костюм. Он был чуть моложе средних лет, несколько выше и крупнее меня, и
по его глазам видно было, что во всей Вселенной его ничто не интересует,
кроме службы. У меня сложилось твердое убеждение, что, помимо уголовной
хроники, он ничего не читает, даже газетные заголовки; что он умен,
проницателен, восприимчив и начисто лишен чувства юмора; что он ни с кем
не знаком, разве что с другими полицейскими, которые ему также
безразличны. Это был ничем не примечательный и все же страшный человек; и
я знал, что улыбка у меня получилась вымученной.
Айрин сразу же приступил к делу; чувствовалась, что он больше привык
арестовывать людей, чем общаться с ними. Он сказал:
- Мы не можем найти несколько личностей, и я подумал, не окажете ли
вы нам помощь? - Я изобразил на лице вежливое удивление, но он оставил это
без внимания. - Один из них работал швейцаром в ресторане Хэринга; вы
знаете это заведение, ходите туда много лет. В конце уик-энда он исчез с
полной выручкой - около пяти тысяч долларов. Он оставил записку, где
написал, что любит ресторан Хэринга и с удовольствием там работал, но
десять лет ему недоплачивали жалованье, и теперь, как он полагает, они
квиты. У этого парня своеобразное чувство юмора. - Айрин откинулся в своем
вертящемся кресле и бросил на меня хмурый взгляд из-под бровей. - Мы не
можем его найти. Вот уже год, как он исчез, а мы все еще не напали на
след.
Я решил, что он ждет от меня ответа, и выпалил первое, что пришло в
голову:
- Возможно, он уехал в другой город и сменил фамилию.
Айрин посмотрел на меня удивленно, словно я сморозил еще большую
глупость, чем он мог от меня ожидать.
- Это ему не поможет, - сказал он с раздражением.
Мне надоело чувствовать себя запуганным, и я храбро спросил:
- А почему бы и нет?
- Люди воруют не для того, чтобы спрятать добычу навсегда; они крадут
деньги, чтобы их тратить. Сейчас он уже истратил эти деньги, думает, что о
нем забыли, и снова нашел где-нибудь работу в качестве швейцара. -
Наверное, у меня был скептический вид, потому что Айрин продолжал: -
Разумеется, швейцара; он не сменит профессию. Это все, что он знает, все,
что умеет. Помните Джона Кэррэдайна, киноактера? Я видел его когда-то на
экране. У него было длиннющее лицо, один сплошной подбородок и челюсть;
так вот, они очень похожи.
Айрин повернулся в кресле к картотеке, открыл ящик, вытащил пачку
глянцевых листов бумаги и протянул мне. Это были полицейские объявления о
розыске преступника, и если человек на фотографии не слишком походил на
киноактера, то, во всяком случае, у него было такое же запоминающееся лицо
с длинной лошадиной челюстью.
- Он мог уехать и мог сменить имя, - отчеканил Айрин, - но он никогда
не сможет изменить это лицо. Где бы он ни скрывался, мы должны были найти
его еще несколько месяцев назад: эти объявления были разосланы повсюду.
Я пожал плечами, и Айрин снова повернулся к картотеке. Он вынул
оттуда и протянул мне большую старомодную фотографию, наклеенную на
плотный серый картон. Это был групповой снимок, какой сейчас редко можно
увидеть: все служащие мелкого заведения выстроились в ряд перед его
фасадом. Человек десять усатых мужчин и женщина в длинном платье улыбались
и щурились на солнце, стоя перед небольшим зданием, которое я сразу узнал:
это был ресторан Хэринга, и он не очень отличался от нынешнего.
- Я обнаружил это на стене в конторе ресторана; не думаю, чтобы
кто-нибудь когда-нибудь за все годы хоть раз взглянул на эту фотографию.
Крупный мужчина в центре - первый хозяин ресторана, основавший его в
1885-м году, когда и был сделан снимок. Всех остальных на фото никто не
знает. Но вглядитесь внимательней в эти лица.
Я послушался и сразу понял, что он имел в виду: одна из физиономий на
снимке как две капли воды была похожа на ту, в объявлении о розыске. Такое
же поразительно длинное лицо, такой же лошадиный подбородок, по ширине
чуть ли не равный скулам. Я взглянул на Айрина.
- Кто это? Его отец? Дедушка?
- Возможно, - ответил он неохотно. - Конечно, это не исключено. Но не
слишком ли он смахивает на того парня, за которым мы охотимся? И
посмотрите, как он ухмыляется! Словно специально устроился снова на работу
в ресторан Хэринга в 1885 году и теперь оттуда, из прошлого, насмехается
надо мной!
- Инспектор, - сказал я, - то, что вы рассказали - необычайно
интересно и даже захватывающе. Поверьте, вы полностью завладели моим
вниманием, и я ничуть не тороплюсь. Но я не совсем понимаю...
- Вы ведь профессор, не так ли? А профессора - народ сообразительный,
верно? Я ищу помощи всюду, где могу ее найти. У нас накопилось с пяток
нераскрытых дел вроде этого - люди, которых мы, безусловно, должны были
поймать, и притом без труда! Вот еще один - Уильям Спэнглер Грисон.
Слышали когда-нибудь это имя?
- Еще бы! Кто же не слышал о нем в Сан-Франциско?
- Это точно, его хорошо знали в обществе. Но известно ли вам, что у
него за душой не было ни цента собственных денег?
Я пожал плечами.
- Откуда мне знать? Я был уверен, что он богат.
- Богата его жена. Полагаю, из-за этот он и женился на ней, хотя люди
болтают, что она сама за ним гонялась. Она намного старше его. Я беседовал
с ней: женщина со скверным характером. Он молод, красив и обаятелен, но,
по слухам, очень ленив; вот почему он на ней и женился.
- Я встречал ею имя в газетных столбцах - в театральной хронике.
Кажется, он имел какое-то отношение к театру?
- Всю жизнь он питал страсть к сцене, пытался стать актером, но не
смог. Когда они поженились, она дала ему денег, чтобы он мог ездить играть
в Нью-Йорк; это сделало его на некоторое время счастливым. Он летал на
Восточное побережье на репетиции и загородные пробные спектакли. Там он
сблизился с молоденькими смазливыми актрисами. Жена наказала его, как
маленького ребенка. Притащила его обратно сюда, и с той поры - ни цента на
театр. Деньги на что-нибудь другое - пожалуйста, но он не мог купить даже
билета на театральное представление: он был провинившимся мальчиком. Тогда
он сбежал, прихватив с собой 170 тысяч ее долларов, и с тех пор о нем ни
слуху ни духу. И это - противоестественно, потому что он не может -
понимаете, не может! - быть вдали от театра. Он давно уже должен был
объявиться в Нью-Йорке - под чужим именем, в парике, с усами и прочей
ерундой. Мы должны были поймать его несколько месяцев назад, но не
поймали; он тоже словно канул в воду. - Айрин встал с кресла. - Надеюсь,
вы говорили всерьез, что не торопитесь, потому что...
- Вообще-то, конечно...
- ...потому что у меня назначена встреча для нас обоих. На
Пауэлл-стрит, возле Эмбаркадеро. Пойдемте.
Инспектор вышел из-за стола, взяв лежавший на краю большой конверт. Я
заметил, что конверт был с обратным адресом нью-йоркского полицейского
управления и предназначался Айрину. Он направился к дверям не оглядываясь,
словно не сомневался, что я последую за ним. Внизу, возле дома, он сказал:
- Мы можем взять такси - вместе с вами я смогу за него отчитаться.
Когда я езжу один, то пользуюсь трамваем.
- В такой чудесный день, как сегодня, брать такси вместо трамвая -
такое же безумие, как идти работать в полицию.
- Будь по-вашему, мистер турист! - сказал Айрин, и мы отправились
молчании. Трамвай как раз делал круг, и мы заняли наружные места. Рядом с
нами никого не было. Трамвай лениво пополз к Пауэлл-стрит. Стоял типичный
день позднего сан-францисского лета, полный солнца и голубого неба; но
Айрин мог с таким же успехом ехать в нью-йоркской подземке.
- Так где, по-вашему, находится сейчас Уильям Спэнглер Грисон? -
спросил он, уплатив за проезд. - Я запросил нью-йоркскую полицию, и они
разыскали его для меня за несколько часов - в городском историческом
музее.
Айрин открыл конверт, вынул оттуда пачку подколотых листов серой
бумаги и протянул мне верхний лист. Это была фотокопия старомодной
театральной афиши, длинной и узкой.
- Слыхали когда-нибудь о такой пьесе? - спросил он, читая через мое
плечо. Афиша гласила: "Сегодня и всю неделю! Семь гала-представлений!" А
ниже крупным шрифтом: "ЗДРАВСТВУЙТЕ, Я ВАШ ДЯДЮШКА!"
- Ну, кто же ее не знает! - ответил я. - Шекспир, не так ли?
Мы проезжали Юнион-сквер и отель Св. Франциска.
- Приберегите свои шуточки для ваших студентов. Прочтите лучше список
действующих лиц.
Я прочел длинный перечень имен; в те давние времена на сцене бывало
не меньше народу, чем в зрительном зале. В конце списка стояло: "Участники
уличной толпы", а дальше - добрый десяток исполнителей, и среди них -
Уильям Спэнглер Грисон.
- Этот спектакль шел в 1906-м году, - сказал Айрин. - А вот другой -
зимнего сезона 1901-го года.
Он сунул мне в руки вторую фотокопию, ткнув пальцем в самый конец
списка действующих лиц. Я прочел: "Зрители на Больших скачках", мелким
шрифтом шла целая куча имен, третьим из которых было: Уильям Спэнглер
Грисон.
- У меня имеются фотокопии еще двух театральных афиш, - сказал
Айрин, - одна от 1902-го года, другая - от 1904-го, и всюду среди
исполнителей - его имя.
Трамвай остановился, мы вышли из вагона и пошли дальше по
Пауэлл-стрит. Возвращая фотокопию, я предположил:
- Это его дедушка. Может быть, свою страсть к сцене Грисон
унаследовал от него?
- Не слишком ли много дедушек вы обнаружили сегодня, профессор? -
спросил Айрин, вкладывая снимки обратно в конверт.
- А что обнаружили вы, инспектор?
- Сейчас я вам покажу, - ответил он, и мы продолжали путь молча.
Впереди виднелся залив, очень красивый в солнечном освещении, но
Айрин даже не смотрел в ту сторону. Мы подошли к невысокому зданию, и он
кивком головы показал мне на табличку на дверях: "Студия 16: коммерческое
телевидение". Мы вошли внутрь, миновали пустую контору, затем громадную
комнату с бетонированным полом, на котором плотник мастерил переднюю стену
маленького коттеджа. Пройдя помещение - инспектор явно уже бывал здесь
ранее, - он толкнул двойную дверь, и мы очутились в крохотном кинозале. Я
увидел белый экран, с десяток кресел и проекционную будку. Голос из будки
спросил:
- Инспектор?
- Да. Вы готовы?
- Сейчас, только вставлю пленку.
- Хорошо. - Айрин показал мне на кресло и уселся ядом. Тоном
доверительной беседы он начал: - В этом городе жил некий чудак и оригинал
по имени Том Вили - фанатик спорта, настоящий маньяк. Он посещал все
боксерские схватки, все спортивные игры и соревнования, все автогонки и
дерби, и все они вызывали у него одно лишь недовольство. Мы его знали,
потому что он то и дело бросал свою жену. Она ненавидела спорт,
придиралась к мужу, а нам приходилось ловить и возвращать его, когда она
подавала жалобы на беглеца, не желающего содержать семью. К счастью, он
никогда не удирал далеко. Но даже когда мы его ловили, все, что он говорил
в свое оправдание, - это что спорт умирает, а публике на это наплевать, и
самим спортсменам тоже, и что он мечтает вернуться в те славные и далекие
времена, когда спорт был поистине велик. Вы улавливаете мою мысль?..
Я кивнул. Кинозал погрузился во тьму, и над нашими головами зажегся
яркий луч света. На экране замелькали кадры кинофильма. Он был
черно-белым, квадратным по размеру кадра; движения - отрывистые и более
быстрые, чем мы привыкли видеть. К тому же фильм был немой, даже без
музыки, и было странно следить за движущимися фигурами, не слыша никаких
звуков, кроме жужжания проектора. На экране показался "Янки-стадион" - его
общий вид, затем я увидел человека с битой в руках. Камера приблизилась к
нему, и я узнал знаменитого бейсболиста Бэйба Рута. Он изготовился, ударил
битой по мячу и побежал, радостно смеясь. На экране возникла надпись:
"Бэйб снова совершил это!", дальше говорилось, что это его пятьдесят
первый успех в сезоне 1927-го года и что, похоже, Рут поставит новый
рекорд.
Лента кончилась, на экране замелькали какие-то бессмысленные цифры и
перфорация, и Айрин сказал:
- Голливудская киностудия устроила этот просмотр для меня бесплатно.
Они иногда снимают здесь свои телевизионные фильмы про полицейских и
гангстеров, так что им выгодно сотрудничать с нами.
Неожиданно на экране появился Джек Демпси, он сидел на табуретке в
углу ринга, над ним хлопотал секундант. Пленка была плохой: ринг находился
на открытом воздухе, солнце мешало съемкам. И все же это великий Демпси
собственной персоной, во всей своей красе, года в двадцать четыре,
небритый и хмурый. Покружив по рингу, камера показала ряды зрителей в
соломенных шляпах с плоским верхом, в жестких воротничках; одни засунули
носовые платки за воротник, другие вытирали ими пот с лица. Затем, в
странной тишине, Демпси вскочил, низко пригибаясь, пошел к центру ринга и
стал боксировать с необычайно медленным противником противником; мне
показалось, я узнал Джесса Уиларда. Внезапно лента оборвалась.
- Я потратил шесть часов на просмотр всех этих фильмов и отобрал
три, - сказал Айрин. - Сейчас будет последний.
На экране возникла зеленая лужайка для игры в гольф; тут и там у
кромки стояли зрители. Спортсмен, улыбаясь чарующей улыбкой, примеривался
клюшкой к мячу; на нем были бриджы, волосы разделены посередине пробором и
зачесаны назад. Это был Бобби Джонс, один из сильнейших игроков в гольф в
мире, в зените своей славы в 1920-х годах. Он ударил клюшкой по мячу, мяч
завертелся и упал в лунку, Джонс поспешил за ним, а толпа зрителей
кинулась на травяное поле за своим любимцем - все, кроме одного.
Ухмыляясь, этот зритель пошел вперед, прямо на кинокамеру, остановился,
помахал полотняной фуражкой в знак приветствия и отвесил поясной поклон.
Камера повернула от него, чтобы следовать за Джонсом, который наклонился,
доставая мяч из лунки. Затем Джонс двинулся дальше по лужайке; человек,
салютовавший нам фуражкой, тоже последовал за игроком вместе с толпой
зрителей, пересек весь экран и скрылся из виду навсегда. Лента кончилась,
в зале зажегся свет.
Айрин повернулся ко мне лицом.
- Это был Вили, - отчеканил он, - и бесполезно уверять меня, что это
его дедушка, так что и не пытайтесь. Он еще даже не родился, когда Бобби
Джонс выиграл чемпионат по гольфу, и все же это был, вне всяких сомнений,
Том Вили - фанатик спорта, исчезнувший из Сан-Франциско полгода назад.
Он умолк в ожидании ответа, но я не отвечал; что я мог возразить?
Айрин продолжал:
- Это он сидел на стадионе, когда Рут делал перебежку, хотя его лицо
было в тени. И я подозреваю, что это он, Том Вили, корчил гримасы вместе с
другими зрителями возле ринга, когда Демпси вел бой, хотя и не полностью в
этом уверен.
Проекционная будка открылась, из двери вышел киномеханик со словами:
- На сегодня все, инспектор?
И Айрин ответил:
- Да.
Механик взглянул на меня, бросив: "Привет, профессор!" - и удалился.
Айрин кивнул:
- Да, профессор, он вас знает. Он помнит вас. На прошлой неделе он
крутил для меня эти ленты, и, когда мы смотрели фильм про Бобби Джонса, он
заметил, что уже демонстрировал его кому-то несколькими днями раньше. Я
спросил - кому же? - и он ответил: профессору из университета по фамилии
Вейганд. Профессор, мы с вами - единственные два человека во всем мире,
кто заинтересован в этом маленьком отрывке кинофильма. Поэтому-то я и
занялся вами: выяснил, что вы - ассистент профессора физики, блестящий
ученый с незапятнанной репутацией, но это мне ни о чем не говорит. Вы не
зарегистрированы в уголовной полиции, во всяком случае, у нас; но и это
ничего не значит: большинство людей не зарегистрированы как уголовники,
хотя по меньшей мере половина из них этого заслуживает. Тогда я обратился
к газетам и обнаружил в архиве "Кроникл" подборку вырезок, посвященных
вам.
Айрин поднялся.
- Пойдемте отсюда.
Выйдя наружу, мы свернули к заливу, прошли до конца улицы и вышли на
деревянную пристань. Мимо проплывал большой танкер, но Айрин даже не
взглянул на него. Он сел на сваю, указав мне на другую, рядом с ним, и
вынул из нагрудного кармана газетную вырезку.
- Здесь сказано, что вы выступали перед американо-канадским обществом
физиков в июне 1961-го года в отеле "Фэйрмонт".
- Разве это преступление?
- Возможно, я не слышал вашего доклада. Он назывался "О некоторых
физических аспектах времени" - так написано в заметке. Но я не утверждаю,
что понял остальное.
- Это был научный доклад, расчитанный на подготовленную аудиторию.
- И все же я уловил главную мысль: вы заявили, что существует
реальная возможность отправить человека в прошлое.
Я улыбнулся.
- Многие люди думали так же, включая Эйнштейна. Это широко
распространенная теория. Но только теория, инспектор!
- Тогда поговорим кое о чем более практическом, чем теория. Мне
удалось выяснить, что более года назад Сан-Франциско стал очень бойким
рынком сбыта старинных денег. Все торговцы старыми монетами и банкнотами
приобрели новых заказчиков - людее странных и эксцентричных, они не
называли себя, их не волновало, в каком состоянии находятся старинные
деньги. И чем больше банкноты были подержаны, грязны и измяты - а значит,
и дешевы, - тем больше их это устраивало. Одним из клиентов примерно год
назад был человек с необычайно длинным худым лицом. Он скупал монеты и
банкноты всех видов и достоинств, лишь бы они были выпущены не позже
1885-го года. Другой клиент, молодой, привлекательный и обходительный,
скупал деньги, выпущенные не позднее начала 1900-х годов. И так далее. Вы
догадываетесь, почему я привел вас сюда?
- Нет.
Он показал на пустынную пристань.
- Потому что здесь никого нет. Мы тут одни, без свидетелей. А теперь
расскажите мне, профессор, - я ведь не смогу использовать ваши слова как
доказательство вины, - каким образом, черт побери, вы это делали? Мне
кажется, вы жаждете с кем-нибудь поделиться. Так почему бы не со мной?
Как ни странно, он был прав: я действительно жаждал рассказать
кому-нибудь! Поспешно, чтобы не передумать, я начал:
- Я использую маленький черный ящичек с кнопками. Медными кнопками. -
Я остановился, несколтко мгновений смотрел на белый сторожевой катер,
ускользавший из виду за островом Ангела, потом пожал плечами и снова
повернулся к Айрину. - Но вы же не физик - как я смогу вам объяснить?
Скажу лишь одно: человека действительно можно отправить в прошлое. Это
намного легче, чем предполагал любой теоретик. Я регулирую кнопки и
циферблат и фиксирую черный ящик на объекте наподобие фотокамеры. Затем
включаю специальное устройство и выпускаю наружу очень точно направленный
луч - поток электронов. С этот момента человек - как бы это лучше
выразиться? - словно плывет по течению, сам по себе, он фактически
свободен от времени, которое движется вперед без него. Я высчитал, что
прошлое нагоняет его со скоростью двадцать три года и пять с половиной
месяцев за каждую секунду того времени, пока включен поток. Пользуясь
секундомером, я посылаю человека в любой период прошлого, куда он
пожелает, с точностью плюс-минус три недели. Я наю, что это срабатывает -
ведь Том Вили только один из примеров. Все они пытались так или иначе
сообщить мне, что прибыли благополучно. Вили обещал разбиться в лепешку,
но попасть в кадры кинохроники, когда Джонс выиграет открытый чемпионат по
гольфу. На прошлой неделе я посмотрел эту хронику и убедился, что он
сдержал слово.
Инспектор кивнул головой.
- Хорошо. А теперь скажите: зачем вы это делали? Они преступники, вы
это знали и все же помогли им бежать.
- Нет, инспектор, я не знал, что они преступники. И они мне об этом
не говорили. Просто они были похожи на людей, которые не могут справиться
с грузом своих забот. А я им помогал, потому что нуждался в том же, в чем
нуждается врач, открывший новую сыворотку, - в добровольцах, чтобы
испытать ее! И я их нашел: ведь вы - не единственный, кто прочел то
сообщение в газете.
- И где вы это делали?
- За городом, на берегу. Поздно ночью, когда вокруг никого не было.
- Почему именно там?
- Есть опасность, что человек окажется на участке
времени-пространства, уже занятом - каменной стеной или зданием. В таком
случае его молекулы перемешаются с другими чужеродными молекулами, что
будет крайне неприятно. Но на берегу залива никогда не было зданий.
Конечно, в различные времена уровень берега мог быть немного выше, чем
сейчас. Поэтому, чтобы исключить всякий риск, я предлагал каждому из них
подняться на спасательную вышку в одежде того времени, в которое он
собирался отбыть, и с запасом денег в кармане, имевших хождение в тот
период. После этого я осторожно направлял на него черный ящичек так, чтобы
исключить вышку из сферы действия аппарата, включал поток электронов на
определенное время, и человек оказывался на том же берегу пятьдесят,
шестьдесят, семьдесят, восемьдесят или девяносто лет назад.
Некоторое время инспектор сидел, кивая головой и глядя отсутствующим
взором на шершавые доски пристани. Потом он снова посмотрел на меня и
сказал, энергично потирая ладони:
- Так вот, профессор, а теперь извольте-ка вернуть их всех назад!
Я энергично замотал головой, но он мрачно усмехнулся:
- Нет, вы их вернете или я поломаю всю вашу карьеру! Это в моей
власти, вы это знаете. Я выложу все, что рассказал вам одному, и докажу,
что вы замешаны в этом деле. Каждый из пропавших посещал вас не раз, и,
вне всякого сомнения, кого-нибудь из них заметили. Вас даже могли видеть
на берегу. Как только я выложу все это, на вашей педагогической
деятельности будет поставлен крест. - Я все еще мотал головой, и он
спросил с угрозой: - Хотите сказать, что не желаете это сделать?
- Я хочу сказать, что не могу это сделать, идиот! Каким образом, черт
побери, я до них доберусь? Они находятся в прошлом - в 1885-м, 1906-м,
1927-м или других годах; совершенно невозможно вернуть их обратно! Они
ускользнули от вас, инспектор, - и навеки!
Айрин буквально побелел.
- Нет! - закричал он. - Нет, они преступники и должны быть наказаны,
должны!
Я был изумлен.
- Но почему? Никто из них не причинил большого вреда. Для нас они
больше не существуют. Забудьте о них!
- Никогда, - прошептал он и перешел на крик: - Я никогда не забываю
тех, кого разыскивает полиция!
- Я вас понял, Жавер.
- Кто-кто?
- Вымышленный полицейский из романа под названием "Отверженные". Он
потратил полжизни, охотясь за человеком, которого никто уже не разыскивал.
- Настоящий служака. Хотел бы я иметь его в своем управлении!
- Обычно о нем отзываются невысоко.
- Но он в моем вкусе! - Айрин начал размеренно ударять кулаком о
ладонь, бормоча: - Они должны быть наказаны, должны быть наказаны! -
Затем, метнув на меня гневный взор, заорал: - Убирайтесь отсюда! Живо!
Я с радостью выполнил приказ и пошел прочь, но пройдя квартал,
обернулся: он все еще сидел на том же месте у пристани, ударяя кулаком о
ладонь.
Я думал, что никогда больше не увижу его, но ошибся. Мне пришлось
встретиться с инспектором Айрином еще раз. Однажды поздно вечером, дней
через десять, он позвонил мне на квартиру и попросил - нет, приказал -
немедленно явиться с моим черным ящичком, и я подчинился, хотя уже
приготовился ко сну: Айрин был не из тех, кого можно легко ослушаться.
Когда я подошел к большому темному зданию Дворца правосудия, он уже ждал в
подъезде. Не сказав ни слова, он кивком головы указал мне на машину, мы
уселись и поехали в полном молчании в тихий, малонаселенный район.
Улицы были пусты, дома затемнены; время близилось к полуночи. Мы
остановились на освещенном углу одной из улиц, и Айрин сказал:
- С тех пор как мы виделись в последний раз, я много размышлял и
провел некоторые изыскания. - Он показал на почтовый ящик около фонаря
шагах в десяти от нас. - Это один из трех почтовых ящиков в городе
Сан-Франциско, которые находятся на одном и том же месте в течение почти
девяноста лет. Разумеется, сами ящики могли смениться, но место - то же
самое. А теперь мы отправим несколько писем.
Инспектор вынул из кармана пальто небольшую пачку конвертов,
надписанных пером и чернилами, с наклеенными марками. Он показал мне
верхний конверт, засунув остальные обратно в карман:
- Видите, кому они адресованы?
- Начальнику полиции.
- Совершенно верно: начальнику сан-францисской полиции в 1885-м году!
Это его имя, его адрес и тот вид марок, который был тогда в ходу. Сейчас я
подойду к почтовому ящику и буду держать конверт у щели. Вы сфокусируете
ваш аппарат на конверте, включите поток в момент, когда я буду опускать
конверт в щель, и он упадет в почтовый ящик, висевший здесь и 1885-м году!
... ... ...
Продолжение "Лицо на фотографии" Вы можете прочитать здесь
Читать целиком |
Лицо на фотографии