Вход    
Логин 
Пароль 
Регистрация  
 
Блоги   
Демотиваторы 
Картинки, приколы 
Книги   
Проза и поэзия 
Старинные 
Приключения 
Фантастика 
История 
Детективы 
Культура 
Научные 
Анекдоты   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Персонажи
Новые русские
Студенты
Компьютерные
Вовочка, про школу
Семейные
Армия, милиция, ГАИ
Остальные
Истории   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Авто
Армия
Врачи и больные
Дети
Женщины
Животные
Национальности
Отношения
Притчи
Работа
Разное
Семья
Студенты
Стихи   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Иронические
Непристойные
Афоризмы   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рефераты   
Безопасность жизнедеятельности 
Биографии 
Биология и химия 
География 
Иностранный язык 
Информатика и программирование 
История 
История техники 
Краткое содержание произведений 
Культура и искусство 
Литература  
Математика 
Медицина и здоровье 
Менеджмент и маркетинг 
Москвоведение 
Музыка 
Наука и техника 
Новейшая история 
Промышленность 
Психология и педагогика 
Реклама 
Религия и мифология 
Сексология 
СМИ 
Физкультура и спорт 
Философия 
Экология 
Экономика 
Юриспруденция 
Языкознание 
Другое 
Новости   
Новости культуры 
 
Рассылка   
e-mail 
Рассылка 'Лучшие анекдоты и афоризмы от IPages'
Главная Поиск Форум

Следствие ведут Знатоки - Знатоки - До третьего выстрела

Детективы >> Русский детектив и боевик >> Авторы >> Лавровы, Ольга и Александр >> Следствие ведут Знатоки
Хороший Средний Плохой    Скачать в архиве Скачать 
Читать целиком
Ольга Лаврова, Александр Лавров. До третьего выстрела

---------------------------------------------------------------

Origin: Электронная библиотека Алексея Снежинского

---------------------------------------------------------------



     Они встретились в коридоре на Петровке, 38 -- Знаменский и стройная светловолосая девушка в вязаном нарядном платье. Лицо было знакомое, и Пал Палыч поздоровался, но не сразу понял, кто она. Прежде он видел девушку только в милицейской форме, когда бывал в Бутырке. Там, в проходной тюрьмы, она сидела, отгороженная от посетителей стеной металлических прутьев, а посетители -- адвокаты и следователи -- коллективно ухаживали за миловидной дежурной, ведавшей вызовом аресто­ванных и распределением кабинетов.

     Знаменский тоже любил поболтать с ней, знал, что учится заочно на юрфаке, и однажды обещал посоветовать, какую выб­рать специализацию после диплома.

     -- Вот и пришла советоваться, Пал Палыч, -- девушка с улыб­кой протянула пропуск, умалчивая, что битый час дожидалась под дверью.

     Апартаменты у Знаменского после повышения новые, поп­росторней. И диван новый, без коварно торчащей пружины. Вполне пригодный для неофициального разговора тет-а-тет.

     -- Итак, Антонина Васильевна Зорина. Года четыре сдавал вам в окошко оружие, получал взамен ключ и, честно говоря, не знал, что вы -- Зорина. Ниночка и Ниночка.

     -- А я столько раз держала в руках ваш пистолет, что помню царапину на рукоятке.

     -- Справа или слева?

     -- Справа.

     -- Вы, оказывается, наблюдательны.

     Девушка смущенно опустила глаза.

     -- Я все годы мечтала: вот подойду к окошку с наружной стороны и сама получу ключ от следственного кабинета.

     -- Так вы хотите стать следователем?

     -- Конечно!

     -- Даже "конечно". А собственно, почему?

     -- Ну... долгий разговор.

     На самом деле разговор короткий, но абсолютно для Ниночки немыслимый; пришлось бы сказать: "Пал Палыч, вы -- мой идеал".

     Если бы у нее хватило духу на подобное признание, неведомо, как обернулась бы судьба. Но поскольку духу не хватает, Знамен­ский руководствуется общегуманными соображениями:

     -- Попробую вас отговорить, Ниночка.

     -- То есть, на что-то серьезное я не гожусь?

     -- Не в том дело.

     Не знаю, годишься ли ты для следственной должности, но она для тебя -- нет. Зачем раньше времени вгонять себя в гроб?

     -- Вы ведь, помнится, колебались -- то ли юрфак, то ли педаго­гический. Или путаю?

     -- Когда-то колебалась.

     -- Тогда вам прямая дорога работать с детьми!

     -- Как -- с детьми?

     -- Есть такая прекрасная должность -- инспектор по работе с несовершеннолетними.

     -- Но у меня голова набита криминалистикой...

     -- Ниночка, что бы следователь ни делал со своей криминалис­тикой, он не может изменить того, что преступление произошло! А его нельзя было допускать!.. Великая вещь -- удержать подрос­тка, чтобы не свихнулся. Тогда уже ничего не воротишь и впереди суд, небо в клеточку и родители, у которых сын "отбывает срок".

     -- Никогда об этом не думала... то есть относительно себя. И, Пал Палыч, ведь очень трудно сделать то, чего не смогли родите­ли.

     -- А вы боитесь трудностей? -- подначивает Знаменский.

     Естественно, Ниночка не может ответить "Боюсь"...

     Она стала инспектором в детской комнате милиции. Часто руки опускались от бессилия -- институтская наука мало помога­ла. Правда, доведись ей заглянуть в день сегодняшний со всеми молодежными его бедами, Ниночка признала бы, что ей доста­лось не худшее поколение.


     * * *


     Прошло почти полгода. Сейчас август, пахнущий прокален­ным асфальтом и выхлопными газами и лишь к концу дня отдаю­щий свежестью политых газонов да ароматом молодых яблок с лотков...

     Вечереет. По старомосковскому переулку, наполовину перего­роженному забором новостройки, бежит плотно сбитый человек в кепке и плаще. Какой-то прохожий мельком оглядывается ему вслед. Переулок почти безлюден. Человек ныряет в квартал пустых, подготовленных к слому домишек. Бежит уверенно, вид­но, что путь знаком. Сзади доносится приглушенный расстояни­ем милицейский свисток. Потом еще один -- громче и с другой стороны. Человек кидается в противоположном направлении.

     Метрах в ста впереди уже угадывается оживленная улица, но оттуда наперерез выруливает патрульный мотоцикл. Беглец успе­вает скрыться за углом дома, так что с мотоцикла его не видно. Притормозив и не глуша мотора, патрульные осматриваются: не мелькнет ли где фигура. Между тем свистки приближаются, человек чувствует, что оказался в кольце. Он вынимает пистолет, крепко обтирает носовым платком и хорошо рассчитанным дви­жением забрасывает в чердачное окошко стоящего на отшибе сарая. Озирается, лихорадочно пытаясь что-то придумать, чем-то отвлечь от себя внимание. Поодаль замечает стайку голубей на земле. Сильно размахнувшись, швыряет в них камнем. Голуби взлетают, и на их испуганный взлет стремительно срывается мотоцикл.

     А человек крадучись, но быстро пробирается от развалюхи к развалюхе.


     * * *


     -- Вы узнали бы его?

     -- Конечно бы, узнала!

     -- А вы совсем не запомнили лица?

     -- Револьвер как сейчас вижу, а лицо -- нет...

     Знаменский допрашивает двоих продавщиц, одна из которых по совместительству и кассирша в магазине "Трикотаж-галанте­рея". Магазинчик маленький и тесный. Переднюю стену занима­ет окно-витрина с входной дверью. Вдоль двух других буквой "Г" расположены прилавки. На том, что против входа, стоит кассо­вый аппарат.

     -- Ну хорошо, давайте по порядку. Значит, в магазине, кроме вас, никого не было?

     -- Никого, -- подтверждает кассирша. -- С обеда очередь стоя­ла даже на улице, а куртки кончились -- и как отрезало.

     -- Что за куртки?

     -- Хорошие, по сто сорок три рубля. Завезли к концу квартала двести штук.

     -- Когда он вошел, вы были за прилавком?

     -- Да, вот так сидела. -- Она придвигает ногой табурет и садится к кассе; на щеках продолжают рдеть красные пятна. -- Ящик был открыт.

     Женщина выдвигает денежный ящик, и Знаменский отступа­ет, давая фотографу возможность сделать общий снимок поме­щения. Кибрит молча слушает -- ее черед впереди.

     -- Обычно я сразу выручку раскладываю, как надо, а сегодня толчея, совала кое-как. И вот сижу после, по купюрам разбираю... и вдруг он передо мной стоит и говорит: "Давай деньги!" Я вот так -- раз! -- резко подавшись телом вперед, она задвигает ящик, -- и голову-то подняла, а в лоб револьвер нацелен. -- Кассирша на секунду зажмуривает глаза. -- У меня все отнялось... Которая пачка была в руках, двадцатипятирублевками, ту он выхватил и говорит: "Давай остальные, пристрелю!" Честно скажу: я бы уж и рада отдать, дергаю ящик, а его заело. Тут Настасья как шарахнет­ся за дверь! Он выругался -- и следом на улицу. Спасла меня Настасья!

     -- До чего-нибудь он дотрагивался? -- спрашивает Кибрит.

     -- Не знаю, милая, не знаю, -- трясет женщина головой.

     -- Расскажите теперь вы, -- оборачивается Знаменский ко второй продавщице.

     -- Я здесь находилась, -- густым голосом сообщает круглая, на ногах-тумбах Настасья и показывает, как сидела за прилавком. Неподалеку от витрины у нее поставлен стул и еще скамеечка для опухающих ног. -- Сижу, в окно смотрю. Еще на той стороне улицы я его заметила.

     Фотограф нацеливается в нее объективом, продавщица ни с того ни с сего улыбается: условный рефлекс на фотоаппарат.

     -- Почему вы обратили на него внимание?

     -- Да просто так. Он шел слева, а вон от того столба стал наискосок сюда переходить, к витрине. И остановился.

     -- И долго стоял?

     -- Нет, только зыркнул -- пусто внутри или нет. И входит. Быстрым таким шагом. Воротник поднят, и кепка на лоб. И -- уже возле кассы с револьвером, и Женя ему деньги отдает. И, он слышу, говорит: "Всех перестреляю!" С этих слов меня будто кто подбросил -- сейчас была за прилавком, а сейчас уже по переулку бегу, себя не помню... Только когда на двух мужчин набежала, очнулась. Зовите, кричу, милицию, магазин грабят! Обратно уже люди довели, ноги не слушались.

     -- И что вы застали, вернувшись?

     -- Женя сидит за кассой, как пришитая, и трясется. Даже товар не собирает, который я на пол смахнула.

     -- Когда прыгали через прилавок? -- Знаменский прикидыва­ет, каково было брать такой барьер.

     -- Ну да. Носки, рубашки, все полетело!

     -- А где они сейчас? -- вмешивается Кибрит.

     -- Вон отдельно сложены. Упаковка загрязнилась, протереть надо.

     Кибрит начинает осторожно перебирать и осматривать указан­ные продавщицей вещи, упакованные в целлофановые пакеты.

     -- Не помните, как они валялись, эти пакеты? -- спрашивает она продавщицу-кассиршу.

     -- Да почти по всему полу.

     -- На бегу от кассы к двери можно было наступить?

     -- Почему ж нельзя...

     -- А до возвращения вашей напарницы кто-нибудь в магазин входил?

     -- Никто.

     -- У вас какой размер обуви? -- обращается Кибрит к Настасье.

     -- Тридцать седьмой. -- Она снимает с ноги тапочек и предъяв­ляет в доказательство.

     -- Один неполный след есть, Пал Палыч.

     Кибрит опыляет след. Входит Томин.

     -- Скрылся. Никто его и близко не видел!

     Кибрит кладет на пол пакет с отпечатком следа, который теперь виден отчетливее, и фотограф щелкает его сверху; Томин вздыхает:

     -- Эх, от следа до человека...


     * * *


     А человек преспокойно идет по улице -- уже без кепки, плащ на руке. Заворачивает в обувной магазин.

     -- Обслужите меня, пожалуйста.

     -- Только если быстро, -- предупреждает продавщица. -- Зак­рываем.

     -- Я все делаю быстро, милая девушка, -- и скидывает старые ботинки.


     * * *


     В милицейском микроавтобусе друзья возвращаются с места происшествия.

     -- Ты бы все-таки назначил ревизию, Паша, -- советует Томин. -- Магазины у нас грабят редко.

     -- Замаскированная недостача? Почему бы тогда не сказать, что выручку отдали?

     -- По-моему, на инсценировку не похоже, -- замечает Кибрит.

     В городе уже ночь, по лицам скользят тени и свет.

     -- Неизвестно, кого искать, -- снова нарушает молчание То­мин. -- То ли дурака, которому повезло, то ли умника, который промахнулся.

     -- В смысле?

     -- Сейчас, Зинуля, объясню. Примем для начала вариант дура­ка. Местный дурак. Шел мимо, учуял, что в галантерее сегодня деньгами пахнет, и думает: где наша не пропадала! Взял какой-нибудь пугач или крашеную болванку и отправился на дело. И случай уберег его от всех напастей. Ухватил дурак сколько успел, забился в свою норку и радуется: я от дедушки ушел, я от бабушки ушел!

     -- В принципе, возможный вариант, -- соглашается Кибрит.

     -- Разберем противоположную модель. Человек опытный, бывалый. Все взвесил до мелочей. Точно выбрал маленький мага­зинчик в тихом переулке. Точно знал, какой куш его ждет. Точно рассчитал момент -- час до закрытия и по телевидению междуна­родный футбол. Кстати, наши выиграли: три -- два.

     -- Ура -- ура.

     -- Мужское население следит за мячом, а наш умник отправля­ется грабить. И потом мастерски уходит от погони. Но пожилая грузная женщина проявила со страху фантастическую прыть. Теперь он сидит и злится, что не удалось взять всю кассу.

     -- Опять похоже.

     -- Вот видишь, Зинуля, это две модели. Не исключены и гиб­ридные. Скажи хоть, сколько у этой модели в холке.

     -- Сейчас посчитаю, -- заглядывает в записную книжку, крас­новато освещенную проплывающей мимо рекламой, и бормочет. -- Ширину каблука множим на три и девять, получаем полную длину следа. Отсюда выводим рост... Сантиметров сто шестьдесят семь. Посмотрю таблицу, завтра скажу точнее.


     * * *


     Ранним утром следующего дня, когда во дворе лишь воробьи, дворники да владельцы собак, веснушчатый пятнадцатилетний Сенька Гвоздарев помогает матери: они метут, в четыре руки вытряхивают урны; работают слаженно, явно не впервой.

     -- Ну чисто, сынок, пошли чай пить. -- Гвоздарева развязыва­ет низко надвинутую от пыли косынку и сразу молодеет.

     -- Ага, ты ставь, я сейчас.

     -- Куда, Сеня?

     -- Нужно. Минут на пятнадцать.

     У Сеньки дело в квартале пустых домов. Подобрал старый стул, заглядывает в окна: "Ага, кресло тоже сгодится!"

     Пытается отодрать доску, которой наискось забита дверь, доска не поддается. А кресло дразнит.

     Досадливо что-то бормоча, Сенька направляется к сараю, что­бы раздобыть какой-нибудь рычаг. Отыскав ржавую лопату, возв­ращается к дому и повторяет попытку открыть дверь. Лопата гнется. Сенька снова идет в сарай, видит в дальнем углу лом. Через кучу хлама лезет туда. И вдруг останавливается, ошеломленный, а затем медленно, затаив дыхание, опускается на колени. Среди мусора перед ним лежит большой черный пистолет...


     * * *


     Тем же утром, но попозже, на бульваре встретились двое. Один -- тот, что удирал от милицейских свистков, ограбив кассиршу, Бондарь, старый вор-рецидивист. Другой -- Виктор Лабазников, его подручный, парень лет двадцати трех. Тенниска обтягивает налитые мускулы, голова ладно сидит на загорелой шее, лицо почти приятное, если б не уклончивый, рыскающий взгляд.

     Разговор между ними вполголоса, но крутой:

     -- Нету? -- шипит Бондарь. -- Как нету? Искать надо уметь!

     -- Каждый сантиметр носом перекопал, маэстро. Клянусь!

     -- Значит, не в том сарае!

     -- Строго по вашим координатам: дом с голубятней, скамейка, две липы.

     -- Сарай к дому дверью? -- проверяет Бондарь.

     -- Нет, боком. Дверь на одной петле.

     -- Ну там и есть! Неужели самому лезть после вчерашнего?

     -- Бесполезно, маэстро. Нету, -- Виктор сокрушенно вздыхает и повторяет: -- Нет.

     В расстройстве Бондарь опускается на скамью.

     -- Влетела мне твоя поганая галантерея... Себе дороже.

     -- Главное -- сами целы! Как за вами рванули на мотоцикле, я думал -- конец. И все-таки не пустой ушли.

     Бондарь пренебрежительно машет рукой.

     -- Еще кое-что я наколол, -- спешит задобрить Виктор. -- Во-первых, кассу взаимопомощи в одной конторе, где я взносы соби­раю как страховой агент. В получку они все по червонцу склады­ваются и на следующий день решают, кому давать ссуду. А ночь денежки лежат у казначейши в письменном столе...

     -- И мне ты сватаешь эти паршивые червонцы?! Мне нужен настоящий, жирный кусок! В идеале надо работать полчаса в году. Остальное время путешествовать... на просторах родины чудес­ной.

     -- Есть жирный кусок, маэстро. Директор мебельного магази­на. Козел в золоте и при нем коза в бриллиантах. Три комнаты битком добра, деньги прямо под ногами шуршат. Насчет имущес­тва мы с ними уже договорчик оформляем. Дальше думают сынка застраховать -- от законного брака.

     -- От чего?

     -- Это новую штуку придумали: родители страхуют парня или дочку, предположим, на тысячу рублей, платят взносы, а к свадьбе молодым выдается вся сумма на руки. Но после восемнадцати за каждый холостой год полагается надбавка от Госстраха.

     -- Не бреши.

     -- Да какой брех! Дотерпел до двадцати пяти -- огребаешь четырнадцать процентов чистой прибыли. Для парней прямо клад: чуть какая заикнется про загс, а он ей нашу квитанцию -- плюнем, дорогуша, на формальности, не наноси мне материаль­ный ущерб. Мой козел заблеял от удовольствия, как услышал. Не знает, во сколько и оценить своего козленочка. Уточню, когда дома не бывают, и можно действовать без риска.

     -- В такой квартире без хозяина мороки часов на пять: что в подушки зашито, что по щелям рассовано. Надо самого просить, чтобы тайники выскребал. А он резонно спросит, на каком основании? Если я показываю калибр, вопросы отпадают. И на буду­щее острастка.

     -- Да с него ножа хватит! Даже вообще голыми руками. У него от 02 на пальце ожег будет!

     -- С голыми руками ходи сам. А холодным оружием я брезгую, да и не привык. Мне нужен пистолет.

     -- Как же вы его кинули?

     -- Потому что меня могли взять, дурень, уже в загривок дыша­ли. Я не кинул, я аккуратно пристроил. Не впервые расстаемся, и всегда он ко мне возвращался. -- Бондарь утирает потный лоб. -- Не верю, что пропал. Куда ему за ночь деваться? Или ты продрых? Продрых?

     -- Обижаете, маэстро! Только-только первых прохожих дож­дался, чтобы не бросаться в глаза. Между прочим, до ночи еще вечер был. А там шпана шляется. Может, свести знакомство? Послушать разговоры и вообще?


     * * *


     В тесной казенной квартирке Гвоздаревых на первом этаже бедновато.

     Сенька собирается уходить.

     -- Ма, я пошел!

     -- Даже и не поел толком. Что с тобой приключилось?

     -- Ничего, ма. Я к Терентьевым.

     -- Стой, дыра на рукаве. Снимай, зашью.

     -- Да ведь долго!

     -- Чего тут долгого, по шву. -- Зашивая рубашку, она сообщает: -- А вчера магазин ограбили, слыхал?

     -- Слыхал что-то. За новостройкой, да?

     -- Угу. С револьвером, представляешь?

     Сенька вздрагивает.

     -- Поймали?

     -- Нет. Сейчас Миронов-участковый рассказывал, что прямо по пятам гнались. Между пустых домов чуть, говорит, не схвати­ли, непонятно, как из рук ушел.

     -- Ма, а точно, что... револьвер! -- спрашивает Сенька. -- Случайно, не пистолет?

     -- А какая разница...

     -- Если Миронов что новое узнает, расскажи мне, ладно? -- Он быстро надевает рубашку.

     -- Все-таки чудной ты сегодня. Что-нибудь натворил?

     -- Мм... Понимаешь, мама, врать я тебе еще не научился, а всю правду говорить не могу. Это называется "трудный возраст".

     -- Больно что-то трудный, Сеня.

     -- Переживем! Хлопни на счастье.

     Гвоздарева шлепает Сеньку пониже спины, и он убегает.

     Лихо насвистывая, он идет по двору. Сворачивает в подъезд дома, где живут Терентьевы.


     * * *


     Терентьевы -- отец, мать и дети, Леша с Наташей, еще только садятся завтракать на кухне. Три звонка в дверь заставляют мать недовольно поджать губы:

     -- Кто это в такую рань?

     -- Сенька Гвоздик, наверно. -- Леша идет отпереть.

     -- Странная манера -- являться в дом, когда люди едва сели за стол.

     -- Почему! На Западе есть даже обычай приглашать к завтраку, -- парирует Наташа.

     -- Но мы, кажется, не на Западе? -- замечает отец с видом лихо сострившего человека.

     -- Это -- во-первых, -- подхватывает мать. -- А во-вторых, не помню, чтобы я его приглашала.

     -- Он, между прочим, не к тебе, -- бросает Леша, вернувшийся в кухню на последних ее словах. Он наливает две чашки чаю, сгребает со стола какую-то снедь и уходит.

     -- Вот так. И ничего не скажи. Рта невозможно раскрыть -- сразу обиды! Растишь их, воспитываешь... -- она свернула на привычную тему.

     -- Ну, завела, -- скучливо тянет Наташа. -- Подумаешь, собы­тие -- Гвоздик пришел!

     -- Ваш Сеня Гвоздарев -- отпетый хулиган!

     -- Да кто его отпевал?

     -- Наташа, -- присоединяется отец, -- вы обязаны считаться с мнением мамы. Она пытается уберечь вас от дурных влияний.

     -- Курам на смех! Какое Гвоздик может оказать влияние?

     -- А такое, что этот дворничихин сын...

     -- Ну-ну-ну, -- прерывает жену Терентьев, -- подобные выраже­ния... это не аргумент.

     -- Я, разумеется, лишена сословных предрассудков, но согла­сись, что его мать... Мужа бросила, вокруг хоровод мужчин... просто страшно представить, чего ребенок нагляделся и как это подействовало на его психику!

     -- Кисонька, может быть, не следует при Наташе... И, по-моему, Гвоздарева производит приятное впечатление.

     -- Ах и на тебя она производит приятное впечатление?!

     -- Ну что ты, я же не в том смысле!..

     В дверях появляется Леша.

     -- Нельзя потише? Там все слышно.

     Он затворяет дверь. Неловкая пауза.

     -- Но... в конце концов, я у себя дома... Имею я право говорить то, что думаю? И вообще -- воспитанный человек не слышит чужих разговоров.

     -- Ты спутала, мамочка, это глухие не слышат.

     -- Наташа, не дерзи, -- отцу очень не хочется ссоры.

     -- Имею я право говорить то, что думаю?

     -- Нет, не имеешь. Не доросла.

     Наташа встает, забирает чашку и недоеденный бутерброд.

     -- И эта туда же! -- кипятится мать. -- И снова до вечера на улицу? Почему хоть в субботу не побыть немного дома! Вам созданы все условия для культурного отдыха!

     -- Ой, мамочки! Холодильник, телефон, ванна, газ, магнито­фон -- голова кругом от развлечений!

     Отец укоризненно цокает языком.

     -- А что на улице?

     -- То, что рассказывали на лекции в ЖЭКе, -- отвечает за Наташу мать. -- Очень жаль, что вас не было. Приводились убийственные факты!

     Наташа прыскает и уходит. Слышно, как ребята включают музыку.

     -- Ну что за дети, Гриша! Даже аппетит пропал. Разве я посмела бы хамить матери! Бывало, если делаешь что-нибудь не то, так ведь тайком, с оглядкой.

     -- Да, наши не стесняются. Хоть бы соврали для приличия. Холодильник, телефон... Не ценят ничего, что досталось труда­ми!

     -- По выражению твоего сына, они ищут иной смысл существо­вания. А у самого две тройки в году, и из спортивной школы исключили. Как он без спорта в институт! Ты с ним говорил?

     -- Еще не определился. Выбирает.

     -- Какие могут быть выборы! Надо найти вуз, где требуется боксер-перворазрядник. Разве мы с тобой выбирали?

     -- Что же сравнивать, кисонька, мы были другими.

     -- Вот именно. Мы понимали, чего хотим, и добивались. Спроси свою дочь -- какую общественную работу она ведет! Никакую. Ей скучно. Будто мне в ее годы было весело возиться со стенгазетой. Но я рисовала аршинные заголовки ради комсомольской характе­ристики.

     -- Да... -- отец в задумчивости катает хлебные крошки. -- Мы относились к жизни серьезно и ответственно.

     Терентьевы свято верят в правоту своей жизни.


     * * *


     Наташа, Леша и Сенька выходят на улицу.

     Хорошенькая Наташа выглядит старше своих лет, Сенька -- моложе, а плотного Лешу легко со спины принять за взрослого мужчину, но полудетское упрямое лицо выдает мальчишку. К приятелям присоединяется Миша Мухин -- смазливый, черноб­ровый. "Салют -- салют", -- дальше шагают вместе.

     -- Натка, я пришел к тебе с приветом. -- Миша крутит пальцем у виска, -- рассказать, что солнце встало... Что-то вы кисло-зеленые?

     -- Субботнее утро в кругу семьи, -- бурчит Леша. -- Интересно, взрослые -- все идиоты или выборочно?

     -- Выборочно. Но многие.

     -- Неужели и мы такими будем? -- задает Наташа извечный вопрос подростков.

     -- Я против, -- заявляет Миша. -- Кто "за", прошу поднять руку. Воздержавшихся нет? Принято: мы будем другими.

     -- Леха! -- предостерегающе произносит Наташа.

     На пути стоит кучка их ровесников. Леша выдвигается вперед, возглавляя свою компанию. Сенька порывается идти плечом к плечу, Наташа дергает его назад.

     -- Не лезь! Леша это не терпит!

     -- Он же Леха-Ледокол, -- поясняет Миша. -- Флагман. А мы в кильватере.

     Леша идет на враждебную группу, как на пустое место, свобод­но свесив тяжелые кулаки. И группа в последний момент не выдерживает, расступается, пропуская его и остальных.

     -- Красиво! -- восхищается Сенька.

     -- А-а... -- поводит плечами Леша. -- Подраться стало не с кем.


     * * *


     Место ребячьих сходок -- ободранная квартира на втором этаже пустующего дома. Кое-какая мебелишка, частью брошен­ная хозяевами, частью собранная ребятами по окрестным домам. Здесь Наташа, Леша, Сенька, Миша и пятый -- долговязый, разболтанный Фитиль.

     Леша осматривает колченогое кресло.

     -- Гвоздик, ты молоток. Отличное седалище для председателя. Итак, очередное собрание нашего Общества покровительства самим себе объявляю открытым. Для тонуса и по традиции словесная разминка.

     -- Тема?

     Наташа поднимает руку:

     -- Предлагаю, как в ЖЭКе : "Молодежь и влияние улицы". Очень жаль, что нас не было.

     -- Сейчас воспроизведем. Даю запев. Мы, жертвы безнадзор­ности и дурного воспитания... -- гнусаво заводит Леша.

     -- Подпали под улицы пагубное влияние... -- подхватывает Фитиль.

     И дальше идет по кругу:

     -- Под трамваев и троллейбусов влияние опасное...

     -- Под пешеходов влияние ужасное...

     -- Правила уличного движения производят в наших умах бро­жение!

     -- О, влияние улицы, разлагающее!

     -- О, мусорных урн влияние развращающее!

     -- А фонари? Что они освещают?

     -- Они понаставлены в каждом переулке, чтобы видеть темные жизни закоулки!

     -- Дети, берегите глаза и уши!

     -- Спасайте свои неокрепшие души!

     -- Долой светофоры!

     -- Свободу Карабасу-Барабасу!

     "Разминка" переходит в беспорядочный гвалт, кто-то вскаки­вает на стул, стул ломается.

     -- Хватит, ребята, -- проявляет благоразумие Наташа. -- Нас опять застукают... Кстати, на этом стуле всегда сидел Алька. Тут стоял его стол, а тут висела гитара...

     -- Жалко, что дом сломают. У Альки мы хорошо собирались.

     -- Что ж он не приехал? Ведь обещал.

     -- Его запрягли, -- сообщает Фитиль. -- Скребет и покрывает лаком пол.

     -- Твои тоже малярничают? -- интересуется Миша.

     -- Пока смету составляют... Знаешь, Сэм, а бабка на балкон выходить боится. И все горюет о своем палисаднике, можно поду­мать, у нее здесь Парк культуры был.

     Сенька тихо спрашивает Наташу:

     -- Почему он "Сэм"?

     -- Сильно эрудированный мальчик, -- расшифровывает та.

     -- Ну-с, продолжим заседание, -- усаживается Леша в кресло. -- На повестке дня проводы Фитиля.

     Фитиль выходит на середину.

     -- В связи с переменой места жительства мы расстаемся сегод­ня с нашим Фитилем. Он был достойным собратом, и мы с прис­корбием провожаем его в новый путь.

     -- Прошу не считать окончательно выбывшим. Прошу оста­вить за мной совещательный голос и право посещать собрания.

     -- Наверно, иногда ты будешь приезжать, но эти уже не то, -- печалится Наташа.

     -- Натка, я буду обязательно приезжать! И Алька тоже. Мы обязательно!

     -- Ладно, Фитилек, не копти, глаза щиплет, -- усмехается Миша.

     -- Думаю, можно переходить к следующему вопросу, -- "ведет собрание" Леша. -- Так сказать, гвоздик программы. Сеня, прошу. Сэм, докладывай.

     -- Товарищи-братцы-господа-граждане-сеньоры-и-сеньориты, -- тараторит Миша. -- Для пополнения нашего состава предлага­ется принять нового собрата со стажировкой в течение месяца. Семен Гвоздарев, он же Сенька Гвоздик, проживает в нашем микрорайоне около трех лет. За это время ничем положительным себя не зарекомендовал. Так что причин для отвода кандидатуры не вижу. Есть вопросы к стажеру?

     -- Расскажи автобиографию, -- доброжелательно предлагает Фитиль.

     -- Родился... учился... В общем, все.

     -- Больше ничего? -- насмешничает Наташа.

     -- Имею два привода: за разбитое окно и за то, что назвал дуру дурой. Мать -- дворник, -- Сенька начинает вибрировать. Отец автоконструктор и пьяница. Находятся в законном разводе.

     -- Спокойно, стажер. Анкетные данные устраивают. Дату рождения. Когда подарки дарить?

     -- Тридцать первого февраля.

     Фитиль улыбается одобрительно: здесь ценят выдумку.

     -- Почем фунт лиха? -- спрашивает сам "председатель".

     -- Выдается бесплатно, посуда своя, -- без запинки отбивает Сенька.

     -- Для начала достаточно, -- решает Миша. -- Познакомьте новичка с принципами.

     -- Принципов покровительства самим себе имеется шесть, -- приосанивается Леша. -- Стажеру полагается знать три. Запоми­най. Бей первым! Смейся последним! И не мешай себе жить, это сделают другие. Приемлешь?

     -- Само собой. Только почему -- "смейся последним"?

     -- Потому что хорошо смеется -- кто? -- подсказывает Фитиль.

     -- А-а, понял.

     -- Голосуем. Кто "за"? -- и Леша первым поднимает руку. -- Единодушно. Решение будет утверждено общим собранием, когда съедутся остальные ребята. От имени коллектива поздравляю. Запомни этот миг своей жизни, о Гвоздик, и постарайся дорасти до Гвоздя! Есть стажеру задание?

     -- Пусть что-нибудь придумает, -- капризно складывает губы Наташа. -- Чтобы не было скучно.

     -- Натка, человечество создало целую индустрию развлечений и все продолжает скучать.

     -- Ну пусть хоть попробует! -- настаивает она.

     -- Придется поднатужиться, брат-стажер, -- решает Леша. -- Попытайся нас чем-нибудь развлечь. Или хоть удивить.


     * * *


     Знаменский допрашивает простуженного мужчину лет сорока: Губенко.

     -- Гражданин следователь, ну ни сном, ни духом! -- клянется тот. -- Я как освободился, жена ультиматум поставила: если, говорит, еще хоть с одной уголовной рожей увижу, -- конец. Высчитала, что до дому ходу двадцать две минуты. В восемнадцать ноль-ноль смена кончается, в восемнадцать десять я на проход­ной, в восемнадцать тридцать пять ужин на столе, и я должен быть как штык, иначе допрос похуже вашего. Хоть соседи, хоть кто хотите подтвердит!

     -- Жестокая женщина. Позавчера тоже весь вечер провели с женой?

     -- Она к сестре ездила. А я дома футбол смотрел.

     -- Хорошая была игра?

     -- Ну!!

     -- А куда же вы сломя голову бежали этак в середине второго тайма? Как раз невдалеке от ограбленного магазина?

     Допрашиваемый шмыгает носом.

     -- Эх, мать честная...

     -- Так куда бежали?

     -- Футбол смотреть, -- уныло говорит он.

     -- Забавно.

    

... ... ...
Продолжение "До третьего выстрела" Вы можете прочитать здесь

Читать целиком
Все темы
Добавьте мнение в форум 
 
 
Прочитаные 
 До третьего выстрела
показать все


Анекдот 
Долгожданная новогодняя новость от операторов сотовой связи!
Наконец-то объединяются Би-Лайн и МТС!
Новым логотипом будет пчела с большими красными яйцами

показать все
    Профессиональная разработка и поддержка сайтов Rambler's Top100