Стаут, Рэкс - Стаут - Через мой трупДетективы >> Переводные детективы >> Авторы >> Стаут, Рэкс Читать целиком Рекс Стаут. Через мой труп
---------------------------------------------------------------
Over My Dead Body (1940)
OCR: Сергей Васильченко
---------------------------------------------------------------
ГЛАВА 1
В дверь позвонили. Я вышел в прихожую и, открыв дверь, увидел ее. Я
пожелал доброго утра.
- Пжалста, - сказала девушка, - мне бы повидать мистура Ниро Вулфа.
Может, она произнесла не "пжалста", а "пажалуста" или "пажалста". Как
бы то ни было, говор ее даже отдаленно не напоминал речь Среднего Запада или
Новой Англии, не говоря уж о Парк-авеню и тем более Ист-сайде. Само собой,
такое явно не американское произношение несколько резало мне слух. Тем не
менее я вежливо пригласил ее войти, провел в кабинет и, усадив в кресло, с
трудом выудил ее имя - пришлось спрашивать его по буквам.
- До одиннадцати часов мистер Вулф занят, - сообщил я, попутно бросив
взгляд на настенные часы над моим письменным столом. Часы показывали
половину одиннадцатого. - Я Арчи Гудвин, доверенный помощник мистера Вулфа.
Вы могли бы, дабы не терять времени даром, начать мне.
Она потрясла головой и сказала, что время у нее есть. Я спросил, не
хочет ли она пока полистать журнал или книгу, но она снова покачала головой.
Я оставил ее в покое и вернулся к прерванному занятию - до ее прихода я у
себя за столом приводил в порядок картотеку скрещивания орхидей. Минут через
пять я закончил и принялся проверять сделанное, и тут за спиной услышал
голос.
- Впрочем, пожалуй, я не откажусь от какой-нибудь книжки. Можно?
Я указал гостье на книжные полки, предоставив выбирать по своему вкусу,
и продолжил свою работу. Когда я снова поднял глаза, она с книгой в руках
приблизилась и остановилась около меня.
- Это мистур Вулф читает? - спросила она. Ее мягкий и низкий голос
звучал бы очень приятно, если бы она потрудилась выучить, как правильно
произносить слова. Я взглянул на заголовок и ответил, что Вулф читал эту
книгу прежде.
- Но он ее выучивает?
- Зачем? Он же гений, а гению вовсе не надо что-то учить.
- Он прочитывает и после этого все знает?
- Ну, примерно так.
Она направилась к своему креслу, но снова обернулась:
- Может, вы ее читаете?
- Нет, не читаю, - выразительно ответил я.
Она чуть заметно улыбнулась:
- Что, история Балкан - для вас слишком сложно?
- Не знаю, не пробовал. Насколько я понимаю, всех королей и королев там
убивают. А про убийства мне интереснее читать в газете.
Улыбка исчезла. Она опустилась в кресло и спустя пару минут, казалось,
целиком погрузилась в чтение. Я закончил проверку и, сложив карточки вместе,
отчалил вместе с ними, поднялся на два пролета по покрытой ковром лестнице
на последний этаж и дальше - по крутым ступенькам под самую крышу. Здесь,
куда ни посмотри, все было застеклено под орхидеи, кроме питомника и
каморки, в которой спал Хорстман. Прошествовав через первые две комнаты
между серебристыми стеллажами и бетонными скамьями, уставленными десятью
тысячами цветочных горшков - в них произрастало все подряд, от нежной
рассады до одонтоглоссумов и дендробиумов в полном цвету, - я отыскал Ниро
Вулфа в термальной. Уперев в бока большие пальцы и насупившись, он смотрел
на Хорстмана, который, в свою очередь, хмуро и укоризненно разглядывал
аномальный цветок целогины с белыми лепестками и оранжевой губой. Вулф
бормотал:
- Целых две недели. Ну, по крайней мере, двенадцать дней. Если все дело
в стимуляции... Что тебе, Арчи?
Я протянул Хорстману карточки.
- Вот данные по милтониям и лелиям. Даты прорастания у вас уже есть.
Между прочим, внизу сидит одна чужестранка, желающая позаимствовать у вас
книгу. Ей примерно двадцать два года, и у нее чудесные ножки. Лицо, правда,
угрюмое, но миленькое, и темные глаза очень красивые, хоть и встревоженные.
Да, еще у нее прекрасный голос, но говорит она точно, как Лини Фонтэнн в
"Восторженном идиоте". Ее зовут Карла Лофхен.
Вулф взял у Хорстмана карточки, собираясь их просмотреть, но вдруг
встрепенулся и бросил на меня острый взгляд.
- Как ты сказал? - резко спросил он - Карла?..
- Лофхен. - Я произнес фамилию по буквам и ухмыльнулся. - Понимаю, меня
она тоже поразила. Может, вы помните, что я читал "Возвращение аборигена".
Похоже, ее назвали в честь горы. Черная гора. Маунт Лофхен. Черногория.
Монтенегро, венецианский вариант Монтенеро, Горы Нерона, а ведь ваше имя в
переводе как раз означает - Нерон. Возможно, это просто совпадение, но для
опытного сыщика, естественно...
- Чего она хочет?
- Говорит, что пришла поговорить с вами, но, по-моему, она просто хочет
позаимствовать у вас книгу. Она достала с полки "Объединенную Югославию"
Хендерсона и спросила, читали ли вы ее, и не выучиваете ли, и не читаю ли ее
я, и так далее. А сейчас она сидит там внизу, уткнувшись и книгу своим
хорошеньким носиком. Но, как и уже сказал, глаза у нее беспокойные. Я сказал
ей, что, по моему мнению, сейчас, когда ваш счет в банке в полном порядке...
Я запнулся - Вулф не слушал меня, углубившись в принесенные мной
карточки. По-моему, подобная выходка была неслыханно ребяческой даже для
него - до одиннадцати оставалось всего три минуты, а в этот час Вулф
неукоснительно спускался из оранжереи в рабочий кабинет. Поэтому я отчетливо
фыркнул в знак презрения, отвернулся и зашагал вниз.
Чужестранка по-прежнему читала, сидя в кресле, но уже не книгу, а
журнал. Я посмотрел по сторонам, желая водворить книгу на полку на прежнее
место, но, оказывается. Карла Лофхен сделала это сама; книга стояла, где и
раньше, и я мысленно поставил посетительнице пятерку: я заметил, что многие
девушки на редкость небрежны в домашнем обиходе. Я сказал гостье, что Вулф
вот-вот подойдет, и только расчистил свой письменный стол и водрузил на него
пишущую машинку, как услышал клацанье двери личного лифта моего шефа, а
мгновение спустя он сам вошел в кабинет и затопал прямо к своему рабочему
столу. Не дойдя до него какого-нибудь шага, Вулф сдержал свой аллюр и
соизволил заметить посетительницу, поприветствовав ее еле заметным кивком -
голова его нагнулась при этом от силы на один градус. После этого Вулф
добрался наконец до своего кресла, взгромоздился на него, бросил взгляд на
вазу с каттлеями, а затем на утреннюю почту, лежащую под пресс-папье у него
на столе, надавил большим пальцем на звонок, чтобы Фриц принес пива, и,
откинувшись в кресле поудобнее, вздохнул. Гостья тем временем закрыла
журнал, лежавший у нее на коленях, и пристально разглядывала Вулфа сквозь
длинные полуопущенные ресницы.
Вулф отрывисто бросил:
- Вас зовут Лофхен? Но разве бывает такая фамилия?
Ее ресницы чуть дрогнули.
- И все же меня зовут именно так, - ответила девушка, слегка
улыбнувшись. - Может, вы считаете, что это совпадение? Сами посудите, зачем
раздражать американцев фамилией вроде Кральевич?
- Так ваша фамилия Кральевич?
- Нет.
- Впрочем, неважно. - Казалось, Вулф чем-то раздосадован, хотя я не
видел никаких причин для его раздражения. - Вы пришли, чтобы повидаться со
мной?
Губы мисс Лофхен приоткрылись, и она фыркнула.
- Вы говорите прямо как монтенегрец, - заявила она. - Или черногорец,
если вам, как и всем американцам, больше нравится такое название. Правда, вы
не очень похожи на жителя Черногории, ведь наши люди растут вверх, и только
вверх, а не вширь, как вы. Зато, когда вы говорите, я чувствую себя почти
дома. Именно так черногорцы и обращаются к девушке. Это из-за того, чем вы
питаетесь?
Я отвернулся, чтобы не пришлось давить ухмылку. Вулф прогромыхал:
- Чем я могу вам помочь, мисс Лофхен?
- Ах да. - В ее глазах опять плеснулась тревога. - Стоило мне вас
увидеть, и я забыла все на свете. Я, конечно, наслышана о вас, только вы
совсем не похожи на знаменитость. Вы больше похожи на... - Она замялась,
потом сложила губки бантиком и продолжила: - Ну, все равно, просто вы очень
известны и когда-то жили в Черногории. Как видите, я немало знаю о вас,
Hvala Bogu. Так вот, я хочу нанять вас - из-за одной крупной неприятности.
- Я боюсь...
- Это не у меня неприятности, - быстро пояснила девушка. - Дело в моей
подруге, она не так давно приехала в Америку. Ее зовут Нийя Тормик. -
Длинные черные ресницы затрепетали. - Мы вместе работаем в школе Николы
Милтана на Сорок восьмой улице. Может, знаете? Школа танцев и фехтования. Не
слышали?
- Я знаком с Милтаном, - сердито ответил Вулф. - Как-то раз мы
встречались в ресторане моего друга Марко Вукчича. Но, боюсь, в настоящее
время я слишком занят...
- Мы с Нийей хорошие фехтовальщицы. Мы учились у Корсини в Загребе - на
рапирах, саблях и шпагах. Ну, а уж танцы - это совсем просто. Лэмбет-уок мы
выучили минут за двадцать, а богачей мы обучаем ему за пять уроков, за
хорошую плату. Только платят Николе Милтану, а нам перепадает уже не так
много. Поэтому сейчас, когда Нийя влипла в эту глупейшую неприятность, мы не
можем себе позволить заплатить вам так же много, как, наверное, вам платят
другие, но в разумных пределах... Ведь мы же из Загреба. Беда, в которую
попала Нийя, нешуточная, хотя она совершенно ни в чем не виновата, она ведь
не какая-нибудь воровка, это дураку ясно. Но ее могут посадить в тюрьму, так
что, пожалуйста, поторопитесь...
Вулф скривился, всем своим видом показывая, как ему, при его стойком
отвращении к работе, невыносимы уговоры, да еще когда счет в банке
исчисляется пятизначной цифрой. Пытаясь остановить жестом ладони поток слов
посетительницы, он увещевал:
- Но я же говорю вам, я сейчас слишком занят...
Она не обратила на его слова ни малейшего внимания.
- Я пришла к вам вместо Нийи, потому что у нее сегодня очень
ответственный урок, а нам с ней необходимо сохранить работу. Но, конечно,
вам нужно встретиться с ней самой, так что вы должны отправиться в школу
Милтана - он как раз сегодня назначил там встречу, чтобы разобраться с
происшедшим. Право же, сущая нелепица, какую только можно вообразить, -
предположить, что Нийя способна залезть кому-то в карман и украсть
бриллианты, - но будет просто ужасно, если все кончится так, как говорит
Милтан, - если бриллианты не будут возвращены... впрочем, подождите... я же
должна вам рассказать...
Я открыл рот от изумления. Обычно, когда в одиннадцать утра Вулф
приходит в кабинет после того, как два часа провел в оранжерее на ногах, он
усаживается в кресло перед подносом с пивом, которое приносит Фриц, слушая
мои мелкие колкости, и сдвинуть его с места в это время совершенно
невозможно. Но сейчас он поднимался с кресла; и поднялся, заметьте! С
неясным бормотаньем, которое можно было принять и за извинение, и за
проклятие, не взглянув ни на нее, ни на меня, он прошествовал вон из
кабинета через дверь, ведущую в прихожую. Мы проводили его глазами, после
чего чужестранка повернулась ко мне я в первый раз увидел, что глаза ее
широко раскрылись.
- Он что, заболел? - резко спросила она.
Я покачал головой и пояснил:
- Обычная выходка в его стиле, хотя вам может показаться, что это
какое-то заболевание. Правда, ничего определенного в его недомогании не
найти - вроде там сотрясения мозга или коклюша. Однажды, когда в том кресле,
где вы сейчас сидите, находился один уважаемый юрист... что, Фриц?
Дверь, которую закрыл за собой Вулф, открылась снова, и на пороге
возник Фриц Бреннер. Судя по его лицу, он был сбит с толку.
- Пожалуйста, Арчи, выйди на минутку на кухню.
Я поднялся и, извинившись, вышел. В кухне на большом покрытом клеенкой
столе были разложены заготовки для обеда, но, ясное дело, Вулфом не
завладело внезапное любопытство к приготовлению пищи. Он стоял за
холодильником, с лицом, описать которое я не берусь, и резко приказал мне,
едва я вошел:
- Выпроводи ее!
- Господи! - Я решил, что могу позволить себе немного его подначить. -
Она же пообещала заплатить в разумных пределах, разве нет? Такая девушка
растопила бы сердце даже крокодилу! Если вы по ее глазам прочли, что ее
подруга Нийя и в самом деле стибрила те стекляшки, вы могли бы, по крайней
мере...
- Арчи. - Едва ли не впервые я видел Вулфа настолько раскипятившимся. -
Я всего один раз в жизни удирал со всех ног, от одной особы - дамы из
Черногории. Это случилось много лет назад, но каждый мой нерв помнит все,
как сейчас. Я не желаю и не берусь описывать свое состояние, когда эта
черногорка нежным голосом проблеяла "Hvala Bogu". Выпроводи ее!
- Но ведь не...
- Арчи!
Я понял, что дело безнадежно, хотя понятия не имел, в самом ли деле он
ударился в панику или просто юродствует. Я плюнул на все и, вернувшись в
кабинет, остановился перед черногоркой.
- Мистер Вулф очень сожалеет, но он не сможет помочь вашей подруге. Он
слишком занят.
Она слегка откинула голову, чтобы посмотреть на меня. Дыхание ее
участилось, а рот приоткрылся.
- Как не сможет - он должен! - Она вскочила, и я отступил на шаг под ее
сверкающим взглядом. - Мы же из Черногории! Она... моя подруга... она... -
Негодование душило ее.
- Я все сказал, - непреклонно оборвал я. - Он не хочет за это браться.
Иногда мне удается его переубедить, но всему есть предел. Кстати, что
означает "Hvala Bogu"?
Она уставилась на меня.
- Это значит "Слава Богу". Если я его увижу, скажите ему...
- Не стоило вам говорить этих слов. Они напомнили ему Черногорию. А у
Вулфа на нее аллергия. Простите, мисс Лофхен, но ничего не получится. Я его
знаю от "А" до "У". "У" означает "упрямый как осел".
- Но он... Мне необходимо повидаться с ним, скажите ему...
Оказалось, что она тоже довольно упряма - чтобы выставить ее, мне
понадобилось не меньше пяти минут - мне вовсе не хотелось вести себя грубо;
в конце концов, я ничего тогда не имел против черногорских барышень, если не
считать их немыслимого произношения. Наконец я закрыл за ней дверь и,
вернувшись в кухню, язвительно провозгласил:
- Думаю, опасность миновала. Идите за мной, не отставая, а если я вдруг
заору благим матом, бегите, словно за вами черти гонятся.
Неразборчивая воркотня Вулфа мне в спину напомнила, что с ним лучше
сглаживать острые углы, а потому, когда он спустя пару минут вернулся в
кабинет и вновь утвердился в своем кресле, я и не заикнулся, чтобы объяснить
свою точку зрения. Вулф пил пиво и ковырялся в стопке каталогов, а я
проверял накладные от Хена и делал еще кое-какую рутинную работу. Чуть позже
Вулф попросил меня приоткрыть окно, и я понял, что скандалист уже немножко
поостыл.
Напрасно мы - или кто-то из нас - думали, что на сегодня с Балканами
покончено. После одиннадцати часов, когда я нахожусь вместе с Вулфом в
кабинете, входную дверь посетителям обычно открывает Фриц. Примерно в
полпервого он вошел в кабинет и, сделав положенные три шага, объявил о
посетителе, который назвался Шталем, а про род своих занятий сказал лишь,
что он служит в Федеральном бюро расследований.
Я длинно присвистнул и осторожно воскликнул:
- Ого!
Вулф слегка приоткрыл глаза и кивнул, и Фриц пошел приглашать
посетителя.
Нам еще не приходилось сталкиваться в работе с агентом ФБР, и, когда
тот вошел, я удостоил его высочайшей чести, развернув свой стул на целых сто
восемьдесят градусов. Вошедший был субъект как субъект, невысокий,
широкоплечий, с умными глазами, пожалуй, только подбородок подкачал, да и
ботинки не мешало бы вычистить. Он еще раз представился, пожал руки мне и
Вулфу, вынул из кармана кожаный бумажник, небрежно открыл его и улыбнулся
Вулфу сдержанно, но дружески.
- Вот, пожалуйста, мое удостоверение, - произнес он хорошо поставленным
голосом. Он вообще отличался прекрасными манерами, словно солидный страховой
агент.
Вулф взглянул на предложенный документ, кивнул и указал на кресло.
- Чем обязан, сэр?
Казалось, вид у фэбээровца был извиняющийся.
- Простите за беспокойство, мистер Вулф, но работа есть работа. Я хотел
бы спросить у вас, знакомы ли вы с федеральным законом, недавно вошедшим в
силу, который требует, чтобы лица, которые являются в стране представителями
зарубежных ведомств, регистрировались в госдепартаменте.
- Да, знаком, хотя и не очень подробно. Я знаю о нем из газет, прочитал
не так давно.
- Значит, вы о нем знаете?
- Знаю.
- Вы зарегистрировались, как там сказано?
- Нет. Я же не агент иностранного ведомства.
Фзбээровец закинул ногу на ногу.
- Закон действует по отношению к представителям иностранных фирм,
частных лиц и организаций, а также зарубежных правительств.
- Именно так я и понял.
- Он применим как к приезжим, так и к гражданам США. Вы - гражданин
Соединенных Штатов?
- Да. Я здесь родился.
- Вы состояли какое-то время на службе у австрийского правительства?
- Да, очень короткое время, еще в молодости. Но тогда я был не здесь, а
за границей. Потом я оставил ту службу.
- И служили в черногорской армии?
- Да, но несколько позже, хотя тоже в юности. Тогда я верил в то, что
всех людей, которые неправы или жестоки, следует убивать, и я убил кое-кого
сам. Тогда, в 1916 году, я чуть не умер от голода.
Фэбээровец, казалось, был поражен:
- Извините, не понял.
- Я сказал - чуть не умер от голода. Вторглись австрийцы, и мы
сражались голыми когтями против пулеметов. Я был почти мертвец, ведь человек
не может жить, питаясь сухой травой. Но я все же выжил. Снова мне довелось
поесть, только когда Соединенные Штаты вступили в войну и я прошагал
шестьсот миль, чтобы завербоваться в американский корпус. Когда война
кончилась, я вернулся на Балканы, развеял там еще одну иллюзию и эмигрировал
в Америку.
- Hvala Bogu, - весело вставил я.
Шталь ошарашенно вскинул голову.
- Простите? Вы черногорец?
- Да нет. Почти. Я из Огайо. Огайец чистейших кровей. Это у меня
нечаянно вырвалось.
Вулф не удостоил меня вниманием и продолжил:
- Мистер Шталь, я бы сказал, что не потерпел бы попытки копаться в моем
прошлом, кто бы там ни вздумал интересоваться, чем я занимался. Но вы для
меня - не кто попало. Естественно, вы ведь представитель ФБР. В сущности, вы
- сама Америка, соблаговолившая посетить мой кабинет и кое-что обо мне
разузнать. Я же так глубоко благодарен своей стране за любезность, от
которой она до сих пор ухитрялась воздерживаться... Кстати, вы не откажетесь
от стаканчика американского пива?
- Нет, благодарю вас.
Вулф нажал на кнопку, откинулся в кресле и хрюкнул.
- Теперь, сэр, отвечу на ваш вопрос: я не представляю никакого
иностранного ведомства, фирмы, частного лица, организации, диктатора или
правительства. От случая к случаю мне, как профессиональному сыщику, самому
приходится наводить справки по запросам из Европы, главным образом от моего
английского коллеги, мистера Этельберта Хичкока из Лондона, - как и он время
от времени делает то же для меня. В данный момент я ничего не расследую. И я
не работаю ни на мистера Хичкока, ни на какого-то другого.
- Понятно. - Казалось, Шталя почти убедили. - Что ж, сказано вполне
определенно. Но вот насчет ваших прежних похождений в Европе... если можно
спросить... вы знаете некоего князя Доневича?
- Знал очень давно. Тогда князь был при смерти; кажется, дело было в
Париже.
- Я не его имею в виду. Другого там не было?
- Был. Племянник старого Петера. Князь Стефан Доневич. По-моему, он
живет в Загребе. Когда я там был в 1916 году, князю было всего шесть лет.
- А недавно вам не доводилось с ним общаться?
- Нет. Ни недавно, ни вообще когда-либо.
- Вы не посылали ему денег - ему лично, или через кого-нибудь из
какой-либо организации, или, может, еще с какой-то оказией, которую он
предоставил?
- Нет, сэр.
- Но ведь вы переводите деньги в Европу?
- Перевожу. - Вулф состроил гримасу. - Мои собственные деньги, которые
я зарабатываю своим бизнесом. Я поддерживал лоялистов в Испании. Иногда я
посылаю деньги в... если перевести, то это звучит как Союз югославской
молодежи. Но все это, конечно, никак не связано с князем Стефаном Доневичем.
- Не знаю, не знаю. А кто ваша жена? Вы не были женаты?
- Нет. Женат? Нет. Это было... - Вулф заерзал в кресле, словно из
последних сил сдерживал себя. - Сэр, мне крайне неприятно, но вы
приближаетесь к такому пункту в ваших расспросах, когда даже коренной и
благочестивый американец того и гляди пошлет вас к дьяволу.
Я выразительно вставил:
- Я бы точно послал, хотя я на одну шестьдесят четвертую индеец.
фэбээровец улыбнулся и вытянул ноги.
- Я думаю, - добродушно сказал он, - вы не станете возражать против
того, чтобы изложить то, о чем мы беседовали, в форме отчета с подписью.
- Если так нужно, пожалуйста.
- Хорошо. Итак, вы не представляете никакого иностранного ведомства, ни
прямо, ни косвенно?
- Совершенно верно.
- Тогда это все, что мы хотели узнать. В настоящее время. - Он
поднялся. - Большое спасибо.
- Не за что. До свидания, сэр.
Я проводил Шталя и сам открыл дверь перед "самой Америкой", дабы
убедиться, что она окажется по ту сторону двери. Вулф может сколько угодно
миндальничать, но что до меня, то я не люблю, когда какой-то незнакомец
разнюхивает мою личную жизнь, не говоря уж о жизнях 130 миллионов
американских верноподданных. Когда я вернулся в кабинет, Вулф сидел, закрыв
глаза.
- Вот видите, что получается, - упрекнул я его. - За последние три
недели вы отказались от девяти дел, и все из-за того, что вам пару раз
обломилось по жирному куску и счет в банке сразу распух. И это не считая
бедной чужестранки, чья подруга питает слабость к бриллиантам. Вы отказались
расследовать все, что вам в последнее время предлагали. И вот пожалуйста!
Америка стала вас подозревать - ведь это так не по-американски - не делать
деньги всегда, когда для этого есть возможность. Вот она и напустила на вас
фэбээровскую ищейку, и теперь, видит Бог, вам придется заняться
расследованием ради самого себя! Вам не нужно...
- Заткнись, Арчи. - Вулф открыл глаза. - Ты вообще врун. С каких это
пор в твоих жилах потекла индейская кровь?
Прежде чем я нашелся, что ответить, явился Фриц и сообщил, что обед
готов. Я уже знал, что на обед сегодня фаршированные утиные грудки, а потому
не стал добивать этого распоясавшегося бездельника.
ГЛАВА 2
Во время трапез Вулф, как правило, не только не говорит о делах, но
вообще выкидывает из головы все, что относится к работе. Однако в этот день
мысли о работе, как оказалось, вытеснили у Вулфа интерес к еде, хотя я -
убейте - не понимал, о каком деле он мог размышлять, если и дела-то никакого
у нас тогда не было и в помине. Вулф расправился с остатками трех уток -
вчера с нами обедал его друг Марко Вукчич, - с привычной ловкостью разрывая
кости и вгрызаясь в сочную мякоть полированными белыми губами, однако вид у
него при этом был довольно рассеянный. В связи с этим обед несколько
удлинился, и было уже почти два часа, когда мы покончили с кофе и вперевалку
вернулись в кабинет. То есть это Вулф шел вперевалку, а я так шагал очень
даже бодро.
В кабинете, вместо того чтобы заняться каталогами или какими-нибудь
другими игрушками, Вулф откинулся в кресле и, сплетя пальцы поверх
вместилища уток, закрыл глаза. В беспамятство он не впал - за тот час, что
он так просидел, я несколько раз видел, как он втягивает и выпячивает губы,
из чего заключил, что мой шеф над чем-то напряженно раздумывает.
Неожиданно он заговорил:
- Арчи, почему ты сказал, что та девушка хотела позаимствовать книгу?
Выходит, мысли его были прикованы к черногорским барышням. Я махнул
рукой:
- Да это я так, поддразнить вас.
- Нет. Ты сказал, она спрашивала, не читал ли я ту книгу.
- Да, сэр.
- И не изучаю ли ее.
- Да, сэр.
- И не читаешь ли ее ты.
- Да, сэр.
Он приоткрыл глаза.
- Тебе не приходило в голову, что она старалась выяснить, не взбредет
ли кому-то из нас заглянуть в ближайшее время в ту книгу?
- Нет, сэр. У меня и так голова была забита. Я тогда сидел, а она
стояла передо мной, и я больше думал о ее формах.
- Это вообще не мысль, а рефлекс, и отвечает за него спинной мозг, а не
головной. Ты говорил, что книга эта - "Объединенная Югославия" Хендерсона.
- Да, сэр.
- А где была эта книга, когда ты вернулся в кабинет?
- На полке, на своем месте. Она сама ее туда поставила. Для черногор...
- Пожалуйста, достань ее.
Я пересек комнату и, сняв с полки книгу, протянул ее Вулфу. Тот
заботливо протер переплет ладонью - он всегда так поступает, обращаясь с
книгами - затем, не открывая, повернул книгу лицевой стороной к себе, крепко
сжал и, подержав так некоторое время, резко отпустил. Открыв ее после этого
где-то в середине, он вынул из нее сложенный лист бумаги, засунутый между
страницами. Вулф развернул бумагу и принялся читать. Я сел и крепко закусил
губу, от души желая, чтобы это помогло мне удержать слова, которые так и
просились наружу.
- Так и есть, - произнес Вулф. - Прочитать тебе, что здесь написано?
- Сделайте одолжение, сэр.
Вулф кивнул и начал нести такую тарабарщину, что у меня волосы встали
дыбом. Зная, что он только того и ждет, чтобы я прервал его, прося о пощаде,
я снова закусил губу. Когда он наконец остановился, я хмыкнул:
- Все это прекрасно, но зря она мне так прямо и не сказала, до чего я
умный и привлекательный, вместо того чтобы излагать это на бумаге и прятать
между страницами книги. Особенно меня пленили последние слова о том, какой
я...
- И особенно не стоило писать такое по-сербскохорватски. Ты говоришь на
этом языке, Арчи?
- Нет.
- Тогда, пожалуй, я переведу, что здесь написано. Документ датирован 20
августа 1938 года, написан в Загребе на гербовой бумаге Доневича. В нем
говорится примерно следующее: "Предъявитель сего, моя жена, княгиня Владанка
Доневич, сим уполномочена безусловно действовать и высказываться от моего
имени, удостоверять своей подписью, которая следует ниже за моей
собственной, мое имя и мою честь во всех финансовых и политических делах,
имеющих отношение ко мне и ко всей династии Доневичей, и прежде всего - в
поставках боснийского леса и размещения некоторых кредитов через
нью-йоркскую банковскую компанию "Барретт и Дерюсси". Я сам и от имени всех
заинтересованных лиц ручаюсь за ее преданность делу и добропорядочность".
Вулф сложил документ и накрыл его ладонью.
- Подписано Стефаном Доневичем и Владанкой Доневич. Подписи заверены.
Не спуская с него глаз, я сказал:
- Интересно. Он даже не пожалел двадцати центов на нотариуса. Меня вот
что волнует. Откуда вы знали, что в книге спрятан этот документ?
- Ничего я не знал. Но то, что она у тебя выспрашивала...
- А, конечно. Ее расспросы разожгли ваше любопытство. Не заливайте! Что
же, по-вашему, эта девица - балканская княгиня?
- Не знаю. Стефан женился всего три года назад. Я узнал о его женитьбе
из этой самой книги. Хватит приставать ко мне, Арчи. Я уже сыт по горло
твоими выходками. Мне и так не нравится вся эта история.
- Что же именно вам не нравится?
- Ничего. Международные интриги - самое грязное из всех занятий. Я
весьма поверхностно представляю себе ту кутерьму, которая сейчас творится на
Балканах, но даже поверхностному наблюдателю видно, как разъедают страну
личинки коррупции. Регент, правящий в Югославии, лицемерно ищет дружеского
расположения отдельных народов. Сам он из рода Карагеоргевичей. Князя
Стефана, ставшего после смерти старого Петера главой клана Доневичей, тоже
используют определенные иностранные круги, а он сам, со своей стороны,
прибегает к их помощи для достижения своих честолюбивых замыслов. И вот
полюбуйся! - Вулф хлопнул по бумаге ладонью. - Что они протащили в Америку!
Если только эта бумажка поможет с ними разделаться, я так и поступлю!
Вулф запыхтел и в сердцах сплюнул - мне всего раз доводилось видеть
подобное за все годы, что я прожил под его крышей.
- Пф! Поставки боснийского леса от Доневича! С той самой минуты, как я
увидел эту девицу и услышал ее голос, я так и знал, что где-то рядом дьявол.
Чтоб им провалиться! Пересекли океан и ступили на американский берег! Чтоб и
ей тоже провалиться - явилась сюда, в мой кабинет, да еще опоганила мою
книгу этой гадостью...
- Успокойтесь, - предостерег я разошедшегося Вулфа. - Вздохните глубоко
три раза. В конце концов, откуда вы знаете, что именно она сунула сюда ту
бумажку? С тех пор, как вы доставали эту книгу с полки, прошло несколько
месяцев - так, может, кто-то другой...
- Кто? Когда?
- Господи, да откуда я знаю. Ну вот, например, Вукчич, он ведь тоже
черногорец...
- Вздор!
Я махнул рукой:
... ... ... Продолжение "Через мой труп" Вы можете прочитать здесь Читать целиком |