Повести - - Печки-лавочкиПроза и поэзия >> Русская современная проза >> См. также >> Шукшин, Василий >> Повести Читать целиком Василий Шукшин. Печки-лавочки
---------------------------------------------------------------
© Copyright Василий Шукшин
Подготовка электронного текста: библиотека Александра Снежинского
---------------------------------------------------------------
Накануне, ближе к вечеру, собралась родня: провожали Ивана Расторгуева
в путь-дорогу. Ехал Иван на курорт. К морю. Первый раз в жизни. Ну, выпили
немного -- разговорились. Заспорили. Дело в том, что Иван, имея одну
путевку, вез с собой еще жену Нюру и двух малых детей. Вот о том и
заспорили: надо ли везти детей-то? Иван считал, что надо. Даже обозлился.
-- Вот что я вам скажу, уважаемая родня: пеньком дремучим -- это я
сумею прожить. Я хочу, чтоб дети мои с малых лет развитие получили! Вот так.
Не отдых мне этот нужен!.. Я вон пошел с удочкой, посидел на бережку в
тенечке -- и все, и печки-лавочки. Отдохнул. Да еще бутылочку в кустах
раздавлю... Так? А вон им, -- в сторону маленьких детей, -- им больше надо.
Они, к примеру, пошли в школу, стали проходить море -- а они его живьем
видели, море-то? Скажут, папка возил нас, когда мы маленькие были. Я вон
отца-то почти не помню, а вот помню, как он меня маленького в Березовку
возил. Вот ведь что запомнилось! Ведь тоже небось и ласкал, и конфетку когда
привозил -- а вот ничего не запомнил, а запомнил, как возил с собой на коне
в Березовку...
-- А я тебе скажу почему, -- заговорил Васька Чулков, двоюродный брат
Ивана. -- Это потому, что на коне.
-- Что "на коне"?
-- На коне возил, а не на мотоцикле. Поэтому ты и запомнил. Я вон
своих вожу...
-- Да это не поэтому! -- зашумели на Ваську.
-- Это ерунда! Какая разница -- что на коне, что на мотоцикле?
-- Сравнил козлятину с телятиной!
-- Дайте мне досказать-то! -- застучал вилкой по графину Иван. -- Я для
того и позвал вас -- выяснить...
-- Да не пропадут! -- воскликнул дед Кузьма, храбрый старый матрос. --
Что, в Америку, что ли, едут? В Россию же.
-- Да шибко уж маленькие, прямо сердце заходится, -- повернулась к нему
теща Ивана, Акулина Ивановна. -- Чего уж так зазудело-то?
-- Он же говорит чего.
-- Блажь какая-то...
-- Да с грудными и то ездют.
-- Да с грудными-то легче. Его накормил, он и спит себе. А ведь тут,
отвернись куда, они уж -- под колесами.
-- Ну уж -- под колесами. Чего уж?.. Езжай, Ванька, не слушай никого.
-- Нюр, -- обратились к жене Ивана, -- ты-то как? Чего молчишь-то?
-- Да я прям не знаю... Он мне все мозги запудрил с этим морем. Я уж и
не знаю, как теперь... Вроде, так-то, охота, а у самой душа в пятки уходит
-- боюсь.
-- Чего боисся-то?
-- А ну как да захворают дорогой?
-- Чирий тебе на язык!
-- В сумку, чтоб сухари не мялись, -- в сердцах молвил языкастый
Ванька. -- Ворона каркнула во все воронье горло.
-- А захворают, вы -- так, -- стала учить Нюру и Ивана одна молодящаяся
бабочка не совсем деревенского покроя, -- сразу кондуктора: так и так -- у
нас заболели дети. Вызовите, пожалуйста, нам на следующей станции врача.
Все! Она идет в радиоузел -- она обязана, -- вызывает по рации санслужбу, и
на следующей станции...
-- Ну, тут семь раз дуба врежешь, пока они там по рации...
-- Это все -- колеса. Ты, Иван, держи на всякий случай бутылку белой,
-- стал по-своему учить Васька Чулков. -- Как ребенок захворал, -- ты ему
компресс на грудку. Нюра, возьми с собой ваты и бергаментной бумаги. У меня
вон...
-- Я взяла.
-- А?
-- Взяла, говорю! Бергамент-то.
-- Вот. Ты вон глянь, что у меня с горлом-то делается... Нет, ты глянь!
А-о!.. О-о! -- Васька растопырил перед Нюрой свой рот. -- Меня же ангина,
сволочь, живьем ест! У меня же гланды в пять раз увеличены... Ты глянь!
-- Да пошел ты к дьяволу со своими гландами! -- рассердилась Нюра. --
Водку пить -- у вас гланды не болят.
-- Так я потому и пью-то! Вынужден! Если бы не гланды, я бы ее, заразу,
на дух не принял.
-- Не, Иван, ты как приедешь, ты перво-наперво... Слышь? Ты как
приедешь, ты... Слышь! Ваня, слушай сюда!.. Ты как приедешь...
-- Ты дай сперва приехать, елки зеленые! -- все злился Ванька. А злился
он потому, что говорили все сразу и никому до его забот не было дела, а так
-- лишь бы поговорить. -- Приедешь с вами.
-- А вот приехал тоже один мужик в город и думает: где бы тут
подцепить?..
-- Чего подцепить?
-- Не чего, а кого, это же одушевленный предмет.
-- Кто?
-- Ну, кто?.. Что, не понимаешь?..
-- Не, ну ты говоришь -- подцепить. Кого подцепить?
-- Кралю каку-нибудь, кого.
-- А-а. Ну, так.
-- Ну слушай... -- Двое говоривших склонились лбами над столом. Тот,
который хотел рассказать историю мужика в городе, был очень серьезен и даже
намеревался взять соседа за грудки и подтянуть его ближе к себе, но сосед
отпихивал руки,
-- Ты слушай!
-- Я слушаю, чего ты руки-то тянешь?
-- Я не тяну. Слушай!
-- Ну?
-- Приехал и думает: где б тут подцепить?
-- Да сколько же он думать-то будет? Все думает и думает... Чего ты
руки-то тянешь?
В другом конце стола подняли тему -- как надо лечить язву желудка.
-- Я и разговорись с им в автобусе-то, -- рассказывал худой мужичок с
золотыми зубами. Обстоятельно рассказывал, длинно. Со вкусом. -- Да. Он
меня спрашивает: чо, мол, такой черный-то? Не хвораешь? Да и хворать, мол,
не хвораю, но и сильно здоровым тоже не назовешь, это я-то ему. Язва
двенадцатиперстной, говорю. Он говорит: я тебя научу, как лечить. За месяц
как рукой снимет.
-- Как же?
-- Возьми, говорит, тройного одеколона -- флаконов пять сразу, слей в
четверть. Потом, говорит, наруби мелко-мелко алоя -- и намешай...
-- А почему одеколон, а не водку?..
-- Обычно же на спирту настаивают.
-- А черт его знает -- обязательно, говорит, тройной одеколон.
-- Ну и по скольку принимать?
-- А вон и Лев Казимирыч идет! -- увидел кто-то. -- Э-эй, Лев
Казимирыч!..
По дороге с палочкой медленно и культурно шагал седой старичок, Лев
Казимирыч.
Застучали в окно, позвали в несколько голосов:
-- Лев Казимирыч!..
Лев Казимирыч поднял умную голову в шляпе, посмотрел на окна и свернул
к воротчикам. Шагу не прибавил.
И сразу все за столом заговорили об одном -- какой умный этот Лев
Казимирыч, сколько он, собака, знает всякой всячины, выращивает даже яблоки
и выписывает книги.
-- Этто иду лонись мимо его ограды, он мне шумит из-за штафетника:
зайди! Зашел. Он держит в одной руке журнал какой-то, а в другой -- яблоко.
Вот, говорит, -- теория, а вот -- практика. Покушай. Ну, я куснул яблоко...
-- А как он рой Егору Козлову посадил! Ведра, тазы, миски хватайте,
кричит, чо попало -- стучите! Гром нужен! Я тогда в суматохе Нюрашке
Козловой крынок штук пять расколол -- они сушились на плетне, я и пошел
колышком по им -- гром делать...
Засмеялись.
-- Нюрашка-то по голове тебе гром не сделала?
-- Рой сажал! -- тут не до крынок.
-- Ой, и башка же у этого Казимирыча!
-- А мы как-то...
Вошел Лев Казимирыч... Снял шляпу, слегка -- с достоинством --
поклонился честной компании.
-- Мир дому сему.
-- С нами, Казимирыча!
-- Дайте стул-то!.. -- засуетились.
-- По поводу чего сбор? -- спросил Лев Казимирыч, присаживаясь на стул
к столу.
-- Да вот Ивана провожаем. На море едет...
Лев Казимирыч слегка удивился.
-- На море?
-- Отдыхать. В санаторий. Да вот, Казимирыч, помоги советом: хочет
детишек взять, Иван-то, а мы -- против, -- обратилась к умному Казимирычу
Акулина Ивановна, теща Ивана. -- У меня сердце загодя мрет -- шибко уж
маленькие дети-то! А он их потащит. На кой же черт?
-- Зачем? -- спросил Казимирыч Ивана.
-- Чего "зачем"? -- не понял тот.
-- Детей-то?
-- Позагорать... Море посмотреть.
-- Ты в своем уме?
За столом замерли. Все смотрели на Казимирыча.
-- А что? -- спросил Иван.
-- Ты хочешь оставить там детей?
-- То есть?
-- То есть у них там сразу откроется дизентерия... Если еще не по
дороге. Папа... ничего умнее не придумал?
-- Да?
-- Да, -- спокойно сказал Казимирыч.
Всем сразу стало как-то легко. Даже весело.
-- Вот, Ванька!.. А ведь говорили ему! Говорили! Нет, уперся, дубина!..
Спасибо, Лев Казимирыч!
-- Не за что.
-- Выпьете, Лев Казимирыч? Махонькую...
-- Нет, спасибо. Нельзя.
-- Махонькую!
-- Нельзя. Спасибо.
-- Лев Казимирыч! -- полез к старичку с дальнего конца стола мужичок с
золотыми зубами. -- А вот скажите мне на милость: если намешать алой с
тройным одеколоном...
-- Да не лезь ты со своим тройным одеколоном! Если уж хочешь знать, то
я тебе скажу: "Красный мак" лучше. Лев Казимирыч, у меня к вам другой
вопрос: вот, допустим, у вас засорился жиклер...
-- Так, -- сказал Лев Казимирыч, склонив набочок головку. --
Засорился. Прекратилась подача топлива в цилиндры. Ну?
-- А мотор работает!
-- Мотор не работает.
-- Работает!
-- Значит, жиклер не засорился.
-- Нет, засорился: идет натуральная стрельба.
-- Значит, засорился, но не совсем. Логика.
-- Споем, Лев Казимирыч?!
В дальнем конце стола, где мужичок с золотыми зубами, услышали "споем"
и запели:
А сброшу кольца, сброшу серьги.
В шумный город жить пойду... --
запела здоровенная курносая девица и скосила... опасный, как ей, должно
быть, теперь казалось, глаз на молодого соседа.
Там назову себя цыганкой,
Себя цыганкой назову.
Раз я сидела и мечтала
Да у открытого окна;
А чернобровая, в лохмотьях,
Ко мне цыганка подошла...
Опасный глаз не встревожил молодого соседа. Он о чем-то задумался...
Потом потянулся к мужику, у которого жиклер засорился, а мотор работает.
-- А дело в том, -- сказал он, -- что это не жиклер засорился! Понял?!
-- А что же?
-- Поршни подработались. Кольца. Ты давно их смотрел?
-- Я их никогда не смотрел.
-- Смени кольца!
А горят свечи восковые;
Гроб черным бархатом обшит.
А в том гробу лежит девчонка --
Да и она крепко, крепко спит.
Прислушались было к песне, но... петь вместе не умели, а чего же так
сидеть слушать? -- не на концерт же пришли.
А на коленях перед гробом
Стоит изменник молодой...
-- Зина! А Зин! -- едва остановили крупную девушку. -- Давай
каку-нибудь, каку все знают. Давай, голубушка, а то уж ты шибко страшно
как-то -- гроб...
-- Эх-х!.. -- Сосед Льва Казимирыча, рослый мужик, серьезный и
мрачноватый, положил на стол ладонь-лопату; Лев Казимирыч вздрогнул. -- Лев
Казимирыч, давай что-нибудь революционное! А?
-- Спойте хорошую русскую песню, -- посоветовал Лев Казимирыч. --
"Рябинушку", что ли.
И запели "Рябинушку". И славно вышло... Песня даже вышагнула из дома и
не испортила задумчивый, хороший вечер -- поплыла в улицу, достигла
людского слуха, ее не обругали, песню.
-- У Ваньки, что ли?..
-- Ну. Провожают. Поют.
-- Поют. Хорошо поют.
-- На курорт, что ли, едет?
-- На курорт. Деньги девать некуда дураку.
-- Ваня, он и есть Ваня: медом не корми, дай вылупиться. Нюрка-то едет
же?
-- Берет. Хочет и детей взять.
-- О-о!.. Знай наших!
-- Ты поросят-то не ходила глядеть к Ивлевым?
-- Нет. Я нонче не буду брать... Одну покормлю до ноября -- и хватит.
Ну их к черту.
-- Почем же, интересно, Ивлевы-то отдают?
-- Да почем?.. Двадцать пять, известно. Месячные?
-- Месячные.
-- Двадцать пять.
-- Сходить завтра поглядеть... Я бы боровка взяла одного. Покормила бы
уж, черт его бей. Тоскливо без мяса-то, тоскливо.
-- Знамо, тоскливо.
-- Тоскливо.
Утром Ивана с Нюрой провожали до автобуса. На тракт.
Шли серединой улицы: Иван с Нюрой -- в центре, по бокам -- тетки,
дяди. Иван при шляпе, в шуршащем плаще, торжественный и помятый после
вчерашних проводов. Нюрка в цветастой шали, в черной юбке, в атласной
бордовой кофте -- нарядная, как в праздник.
Шел также молодой племянник Ивана с гитарой и громко играл что-то
нездешнее, с маху вколачивая по струнам.
Встречные останавливались, провожали глазами группу и шли дальше по
своим делам. Может, кому и доведется когда-нибудь уезжать из села -- так же
вот пойдет с родней по улице, также будут все обращать внимание.
Пришли на автобусную станцию... Иван с двоюродными братьями отошли в
чайную. Жена Нюра и старшие в родне промолчали: положено. На дорожку.
Скоро Иван и братья вышли из чайной -- красные, покашливали.
Закуривали.
-- Дай твоих, у меня мятью какие-то...
-- Спал, что ль, на них?
-- Сел где-то...
-- Ваньк, дорогой-то не пей шибко.
-- Да ну, что я?..
-- Ты пивко лучше. Захотел выпить, возьми пару бутылок пива -- не
задуреешь, все будет нормально.
-- Да ну, что я?..
Братья -- ребята все крепкие, кулакастые -- вместе кому хошь свернут
шею. А города опасались. Иван слегка волновался.
-- Не духарись там особо...
-- Да ну, что я?..
Подошел автобус.
Родные наскоро перецеловались...
-- Иван, гляди там!..
-- Мама, ребятишек-то, это -- смотри тут за ими. На реку бы не
ходили...
-- Да ехайте, ехайте -- погляжу тут.
-- А то у меня душа болит...
-- Ехайте! Раз уж тронулись -- ехайте. Чего бы, дуракам, здесь-то не
отдохнуть? Ехайте уж...
-- Нюра, Нюр, -- подсказывали под руку, -- ты деньги-то под юбку, под
юбку; ни один дьявол не догадается... Я сроду под юбкой вожу... Целеньки
будут.
-- Мам, ребятишек-то гляди... На реку бы, на реку -- гляди!
-- Пишите! Иван, пиши!
-- Все будет -- печки-лавочки! -- кричал уже из окна Иван.
-- Мама, ребятишек... ради Христа!..
Поехали. Автобус двинулся. Поехали наши -- не робейте, держитесь!
Привыкайте.
Иван маленько в автобусе принахмурился; все глядел в окно, пока
проезжали деревню, знакомые с детства места... Поскотину проехали, лесок...
-- Первый раз? -- поинтересовался сосед Ивана, пожилой добрый человек.
Иван отвернулся от окна и зачем-то бодро соврал:
-- Да ну, что вы!.. -- И посмотрел на Нюру, и опять принахмурился, и
отвернулся к окну. Посидел маленько, повернулся к соседу. -- Куда -- первый
раз?
-- В далекий путь-то.
-- А вы почему догадались?
-- Ну... видно: всей родней провожали.
-- Нет, я в городе-то бывал, а так далеко не бывал -- первый раз.
-- А куда?
-- К Черному морю.
-- Хорошее дело.
-- В санаторий.
-- Хорошее дело.
Билеты продавали снаружи вокзала, и была большая очередь. Иван устроил
Нюру с чемоданом возле скверика, а сам побежал занимать очередь.
Стал за каким-то человеком в шляпе -- шляпа за шляпой. Иван проявил
какую-то странную, несвойственную ему говорливость. Вообще в городе он стал
какой-то суетливый. Волновался, что ли.
-- За билетом? -- спросил он человечка в шляпе.
Человечек читал газету, оторвался на малое время, посмотрел на
Ивана...
-- Нет, за колбасой.
Иван не обиделся.
-- Далеко?
Человечек опять отвлекся от газеты, посмотрел на Ивана...
-- В Ленинград.
-- А я -- к югу.
-- Хорошо.
-- Да решил, знаете... Ну ее, думаю, все к черту -- поеду. Билетов-то
хватит?
-- Должно хватить. А там... Бог ее знает. Народу много.
-- Да. -- Иван понизил голос, приблизил свою шляпу к шляпе человека с
газетой. -- Куда, к черту, едут? Чего дома-то не сидится?
Человек еще раз глянул на Ивана... И стал опять читать газету.
Иван помолчал, посмотрел вокруг... Посмотрел на длинную очередь...
Заглянул через плечо человеку -- в газету.
-- Ну, что там?
Человек раздраженно качнул головой, сказал резковато:
-- В Буэнос-Айресе слона задавили. Поездом.
-- Ох, о!.. -- удивился Иван.
Еще некоторые удивились в очереди, посмотрели на человека с газетой.
-- А как же поезд? -- спросил Иван.
-- Поехал дальше. Слушайте, неужели охота говорить при такой жаре?
Иван виновато замолчал. Он думал, что в очереди, наоборот, надо быть
оживленным -- всем повеселей будет. Постоял еще немного, потом молча
поманил рукой Нюру... Та подошла.
-- Постой маленько, -- сказал Иван. -- Я покурю.
-- Иди к чемодану, там покури.
Иван пошел к чемодану, а Нюра осталась стоять в очереди -- терпеливо,
с пониманием, что надо стоять, долго надо стоять.
Билетов всем хватило... Даже еще, наверно, остались лишние, так как в
купе, кроме Ивана с Нюрой, был только один пассажир.
Иван вошел в купе несколько шумно, покрикивал на Нюру.
-- Вот!.. Здесь -- двадцать два, двадцать три. Давай сюда!
Здравствуйте!
У столика сидел уверенный человек, чуть даже нагловатый,
снисходительный, с легкой насмешечкой в глазу... Записной командировочный.
-- Ну, -- сказал командировочный, глядя на Нюру, -- будем знакомиться?
Николай Николаевич.
-- Иван Расторгуев, -- сказал Иван. -- А это жена моя, Нюра.
-- Так, так... -- И как-то сразу понял командировочный, что с этой
парой можно говорить снисходительно, в упор их разглядывать, Нюру особенно,
только что не похлопывать. -- Далеко ли?
-- К югу. -- Иван старался быть вежливым, знающим.
Николай Николаевич засмеялся.
-- Вы что, перелетные птицы, что ли? К югу?
Ивана обидел этот смешок, но он не подал виду. Вошел проводник.
-- Постель будете брать?
-- Мне не потребуется, -- сказал командировочный, -- я в Горске схожу.
А им вот потребуется, конечно. Они -- к югу. -- И командировочный опять
посмеялся, глядя на Нюру.
-- Да, да, -- поспешно сказал Иван, -- нам, конечно, потребуется.
Тащите.
Проводник принес два комплекта -- постели.
-- Два рубля.
-- Какие два рубля? -- не понял Иван.
-- За две постели.
-- Это... -- Иван почуял некий подвох с этими двумя рублями. -- А что,
за постели отдельная плата?
Командировочный и проводник переглянулись.
-- Отдельная, отдельная. Давайте поскорей, мне некогда.
-- Нюся, дай два рубля, пожалуйста, -- спокойно сказал Иван.
-- Загороди меня, -- тихонько попросила Нюра.
Иван стал так, чтоб загородить жену от мужчин.
-- Счас мы свои рублишки достанем из чулочка... И отдадим. -- Ивану
страсть как неловко было, что деньги -- где-то у жены "в чулочке"... И он
прямо, вызывающе-прямо посмотрел на ухмыляющихся проводника и
командировочного и тоже улыбнулся, но зло улыбнулся. Если бы
командировочный посмотрел внимательней на Ивана, он бы перестал улыбаться.
Но он смотрел невнимательно -- он улыбнулся. -- Жена у меня боязливая...
возьмут, говорит, да своруют наши рублишки... А кому они нужны, наши
рублишки? Верно?
Нюра достала наконец пятерку... Подала кондуктору. Тот сдал трояк сдачи
и ушел.
-- Первый раз? -- весело спросил командировочный.
-- Что?
-- Едешь-то. Первый раз?
-- Так точно! А что?
-- Надо доверять людям... Вот вы едете со мной вместе, например, а
деньги спрятали... аж вон куда! -- Командировочный опять посмеялся. --
Значит, не доверяете мне. Так? Объективно так. Не зная меня, взяли меня под
подозрение. А ехать вам далеко -- вы так и будете всем не доверять?
Деревенские свои замашки надо оставлять дома. Раз уж поехали... к югу, как
ты выражаешься, надо соответственно и вести себя... Или уж сиди дома, не
езди. А куда к югу-то? Юг большой...
-- На кудыкину гору. Слыхали такую? Там курорт новый открылся... Вот я
туда первый раз и смазал лыжи.
Нюра засмеялась. Невольно.
Командировочного задело за живое. Особенно ему не понравилось, что
Нюра засмеялась.
-- А ты что это сразу в бутылку-то полез?
-- А вы что это сразу тыкать-то начали? Я вам не кум, не...
-- О-о! -- Командировочный удивился и засмеялся насильственно. -- Да
мы, оказывается, с гонором!
-- Вот так, дорогой товарищ... Я бы лично эти ваши ухмылочки не строил.
Что, вы от этого сильно умный, что ли, стали? Нет же...
-- Иван! -- вмешалась Нюра.
-- Слушайте!.. -- посерьезнел командировочный. -- Вы все-таки... это,
научитесь вести себя как положено -- вы же не у себя в деревне. Если вам
сделали замечание, надо прислушиваться, а не хорохориться. Поняли? --
Командировочный повысил голос. -- Научись сначала ездить. Еще жену с собой
тащит...
-- А что тебе моя жена? -- зловеще тихо спросил Иван. -- Что тебе моя
жена?
Нюра знала, что после таких вопросов -- так сказанных -- Иван дерется.
-- Вань!..
-- Что тебе моя жена-то?
-- То, что надо сначала самому научиться ездить, потом уж жену за собой
возить.
-- А твое какое дело? Я тебе что, на хвост нечаянно наступил?
-- Да вы только не это... не стройте из себя припадочного. Не стройте.
Видели мы и таких... И всяких. -- У командировочного серьезно побелели
глаза. -- Не раздувайте ноздри-то, не раздувайте! А то ведь -- как сел, так
и слезть можешь.
-- Это кто же, ты ссадишь?
-- Ванька! Да перестань ты, Господи-батюшки!.. И вечно с им
какие-нибудь истории!
Командировочный весь встрепенулся, осмелел еще пуще.
-- Так вот, чтобы историй этих больше не было -- мы поможем ему... Ишь
ты, понимаешь...
-- Ну-ка, помоги.
-- Сча-ас. Вот до следующей станции доедем и вызовем милицию. Может, с
историями-то придется остановку сделать... суток на пятнадцать. Подумать,
как вести себя в дороге. А то...
-- Профурсетка в штанах, -- отчетливо сказал Иван. -- Он еще пугать
будет... Сам у меня слезешь. Спрыгнешь... И -- по шпалам, по шпалам... --
Иван встал; Нюра вцепилась в него.
Командировочный вскочил с места. Он сделал это поспешно и сам же
усовестился своей поспешности, гордо тряхнул головой.
-- Ах, так? Ну погоди... -- И он пошел из купе, но в дверях еще
оглянулся. -- Счас ты у меня уедешь. -- И вышел.
Нюра перепугалась.
-- Опять!.. На кой черт потащил тогда, на самом-то деле, если с
характером своим поганым совладать не можешь?..
-- Не гнуси. Я, что ли, начал?
-- Ссадют, правда, на станции -- кукуй там...
-- Счас -- ссадили.
-- Он, может, начальник какой, откуда ты знаешь?
-- Он дурак. Чего он начал ухмылочки строить?
-- А ты что, с лица спал от этих ухмылочек? Строй он их!.. Как хорошо
поехали -- нет, надо свой характер показать!..
-- Не ори. И не пужайся, наоборот, держи теперь нос выше, а то, правда,
не ссадили бы.
-- Как хорошо поехали!.. -- горько горевала Нюра.
Дверь в купе отодвинулась...
Стояли два кондуктора, а за ними -- командировочный.
-- Вы что тут? -- спросил кондуктор, который выдавал постели.
-- Что? -- откликнулся Иван. -- Ничего.
-- Чего шумите-то?
-- Кто шумит? Никто не шумит.
-- А кто меня из вагона выбросить хотел? -- спросил командировочный.
-- Вы что-то перепутали, -- спокойно сказал Иван. -- Это вы меня
ссадить хочете... А мне неохота -- слезать-то... Я затосковал.
Кондукторы увидели, что пассажир -- не пьян, обратились к
командировочному:
-- Перейдите в другое купе, места есть. Во втором есть два места.
Командировочный взял свой портфель и, смерив Ивана презрительным,
обещающим взглядом, сказал:
-- В Горске мы еще увидимся.
-- Давайте. По кружке пива выпьем...
-- Ты это... не очень! -- прикрикнул на Ивана кондуктор. -- А то
выпьешь у меня.
И они ушли.
-- Вот так! -- сказал Иван. Встал, засунул руки в карманы и прошелся по
свободному купе. -- А то будут тут мне... печки-лавочки строить, понимаешь.
-- Сиди уж!.. Герой! У самого небось душа в пятки ушла.
-- У кого? У меня? Мне только на станции сидеть неохота, а то бы ему...
сказал несколько слов. Зато вон как свободно стало!.. Хорошо! -- Иван полез
в карман -- закуривать.
-- Иди в коридор курить-то. Здесь нельзя, наверно.
Иван вышел в коридор.
В коридоре стоял молодой мужчина... Смуглый, нарядно одетый, улыбчивый.
Морда -- кирпича просит.
Иван похлопал по карманам -- в одном брякнули спички... Но все равно
смуглый, вежливо улыбнувшись, подставил свою папироску. Иван прикурил.
-- Маленькое недоразумение? -- спросил смуглый, кивнув в сторону
служебного купе.
-- Да один товарищ... начал чего-то -- ни с того ни с сего...
-- Далеко?..
-- Еду-то? К югу. Надо, знаете, отдохнуть малость. На курорт. -- Иван
теперь решил быть вежливым со всеми подряд.
-- Один? -- все расспрашивал смуглый, скорый.
-- Нет, с женой.
Смуглый вдруг протянул руку -- знакомиться.
-- Виктор.
-- Иван.
-- Кроме вас, в купе есть кто-нибудь?
-- Нет. Этот-то ушел...
-- Я тогда перейду к вам... -- Виктор вошел в соседнее купе, вынес
большой желтый чемодан. -- А то у меня там одни женщины... Пойдем в твое.
-- Пошли.
Вошли в купе. Виктор приветливо поздоровался и засунул чемодан под
сиденье.
-- Ну вот... -- сказал он облегченно. И улыбнулся Нюре. -- Ну, как
там... в колхозе-то?
-- Да ведь оно -- как? -- пустился в рассуждения Иван. -- С одной
стороны, конечно, хорошо -- материально нас поддержали, с другой стороны...
А вы кто будете по специальности?
-- Я?
-- Ну...
-- Конструктор.
-- Вот -- городской человек. Вот нам говорят: давайте сравняем город с
деревней. Давайте! Значит, для вас в городе главное что, деньги? Ну, значит,
давайте и для деревни так же сделаем -- деньги будут главными. А -- хрен!..
Так нельзя.
-- Иван, -- сказала Нюра.
-- Ну?
Нюра притворно посмеялась.
-- Ты с какими-то разговорами... Человек, может, устал, а ты...
-- Нет, нет, я не устал, -- сказал Виктор. -- Ну, так -- деньги?
-- Деньги. Я, например, тракторист, она -- доярка. Мы в добрый месяц
зашибаем где-то -- две, две с лишним сотни.
-- Да? -- удивился конструктор. -- Я думал, меньше.
-- Да что вы! Иной раз до трех выходит!..
-- Вань...
-- Чего тебе?!
-- Ну, ну? -- любопытствовал дальше конструктор.
-- Теперь, -- продолжал Иван, входя во вкус коренной беседы. -- Что
получается? Если я не поленюсь, я эти свои сто двадцать рублей завсегда
вышибу. Так? Буду вкалывать с утра до ночи... а то и ночи прихвачу... Так?
-- Ну.
-- Правильно! -- Иван всерьез волновался. -- Но один маленький вопрос:
чем больше я получаю, тем меньше я беспокоюсь, что после меня вырастет.
Вот.
-- А в чем вопрос-то? Это ответ.
-- Ну, ответ. А вопрос еще хуже: спроси?
-- Кого?
-- Меня.
-- О чем?
-- Беспокоюсь я за пашню? Нет, я по-человечески, конечно, беспокоюсь,
как же. Но, все равно, это не то. Я вспахал, и моя песенка спета. Все?
-- Все.
-- Хрен!.. Это на заводе -- сковал я, допустим, ось, так она ось и
нужна -- я все сделал...
-- Но ось-то -- тоже для машины! На одной оси-то не поедешь.
-- Правильно! А машину потом соберет другой -- и за это тоже ему плати
денюжку...
-- Но ведь и у вас: ты вспахал, другой посеял...
-- Я вспахал -- получил, он посеял -- получил, а хлеба, например, нету.
А мы денюжку получили. Я к примеру говорю.
-- Это какой-то Гегель получается...
-- Да никакой не Гегель!
-- Да почему хлеба-то нету? Неурожай, что ли?
-- Да меня это не касается, вот штука-то! Не знаю, может, неурожай. Я
пахал хорошо. И получил хорошо -- на курорт вот поехал... Хватило.
-- Вань...
-- Не ванькай! Я ж за колхоз волнуюсь, а не... чего-нибудь. Мне тоже
понять охота.
-- Значит, вы живете хорошо, -- подвел итог конструктор.
-- Хорошо. Вон у меня ряшка-то -- с похмелья не... это... Она и у те...
Да. Хорошо живем!
-- А почему вы в город из деревни бежите?
-- Это не вопрос, это -- семечки. Я же эти сто двадцать рублей везде
могу заработать. Заработаю же я их в городе?..
-- Наверно.
-- Заработаю! Силенка есть, и башка на плечах -- сумею.
-- Сумеешь.
-- Но в городе я на эти сто двадцать рублей... интересней проживу. В
городе у меня все под боком: и магазин, и промтовары, и парикмахерская, и
вино... А у себя-то я со своим рубликом еще побегаю поищу -- где пальтишко
девчонке купить, где рубаху себе, где пальто демисезонное супруге... За
любым малым пустяком -- в райцентр. А до райцентра -- семьдесят километров.
Да еще приедешь, а там тоже нету.
-- М-да. А куда сейчас-то? Место подбирать, куда бежать?
Иван обиделся.
-- Ать! -- поймал! Пойма-ал, конструктор... -- Посмеялся недобро. --
Что, есть на примете хорошее местечко?
-- Обиделся! -- Конструктор тоже посмеялся -- добрее. -- Оби-иделся,
пахарь. Не обижайся, я без всякого умысла. Куда едете-то?
-- Я же говорил -- к югу.
-- А, да. К югу -- это хорошо, -- похвалил конструктор. -- Я сам думаю
махнуть скоро... -- И конструктор пропел шутливо: -- "Там море Черное,
песок и пляж, там жизнь привольная чарует нас!.." Да?
Нюра засмеялась. Она была очень смешливая женщина. И смеялась как-то
очень доверчиво и мило -- хотелось ее смешить.
-- Так-так, -- сказал довольный конструктор. И поднялся. И достал
из-под сиденья чемодан. -- Ну, что нам тут положили? Собираешься вечно
второпях... вечно торопишься... Ну, конечно, -- ключи забыл дома. На
пианино. Вечная история! Ножик есть, Ваня?
-- Есть.
-- Да зачем же ломать такой добрый чемодан! -- встряла Нюра.
... ... ... Продолжение "Печки-лавочки" Вы можете прочитать здесь Читать целиком |