Вход    
Логин 
Пароль 
Регистрация  
 
Блоги   
Демотиваторы 
Картинки, приколы 
Книги   
Проза и поэзия 
Старинные 
Приключения 
Фантастика 
История 
Детективы 
Культура 
Научные 
Анекдоты   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Персонажи
Новые русские
Студенты
Компьютерные
Вовочка, про школу
Семейные
Армия, милиция, ГАИ
Остальные
Истории   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Авто
Армия
Врачи и больные
Дети
Женщины
Животные
Национальности
Отношения
Притчи
Работа
Разное
Семья
Студенты
Стихи   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Иронические
Непристойные
Афоризмы   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рефераты   
Безопасность жизнедеятельности 
Биографии 
Биология и химия 
География 
Иностранный язык 
Информатика и программирование 
История 
История техники 
Краткое содержание произведений 
Культура и искусство 
Литература  
Математика 
Медицина и здоровье 
Менеджмент и маркетинг 
Москвоведение 
Музыка 
Наука и техника 
Новейшая история 
Промышленность 
Психология и педагогика 
Реклама 
Религия и мифология 
Сексология 
СМИ 
Физкультура и спорт 
Философия 
Экология 
Экономика 
Юриспруденция 
Языкознание 
Другое 
Новости   
Новости культуры 
 
Рассылка   
e-mail 
Рассылка 'Лучшие анекдоты и афоризмы от IPages'
Главная Поиск Форум

Повести - - Печки-лавочки

Проза и поэзия >> Русская современная проза >> См. также >> Шукшин, Василий >> Повести
Хороший Средний Плохой    Скачать в архиве Скачать 
Читать целиком
Василий Шукшин. Печки-лавочки

---------------------------------------------------------------

© Copyright Василий Шукшин

Подготовка электронного текста: библиотека Александра Снежинского

---------------------------------------------------------------



     Накануне, ближе к вечеру, собралась родня: провожали Ивана Расторгуева в путь-дорогу. Ехал Иван на курорт. К мо­рю. Первый раз в жизни. Ну, выпили немного -- разговори­лись. Заспорили. Дело в том, что Иван, имея одну путевку, вез с собой еще жену Нюру и двух малых детей. Вот о том и заспорили: надо ли везти детей-то? Иван считал, что надо. Даже обозлился.

     -- Вот что я вам скажу, уважаемая родня: пеньком дрему­чим -- это я сумею прожить. Я хочу, чтоб дети мои с малых лет развитие получили! Вот так. Не отдых мне этот нужен!.. Я вон пошел с удочкой, посидел на бережку в тенечке -- и все, и печки-лавочки. Отдохнул. Да еще бутылочку в кустах раздавлю... Так? А вон им, -- в сторону маленьких детей, -- им больше надо. Они, к примеру, пошли в школу, стали про­ходить море -- а они его живьем видели, море-то? Скажут, папка возил нас, когда мы маленькие были. Я вон отца-то почти не помню, а вот помню, как он меня маленького в Березовку возил. Вот ведь что запомнилось! Ведь тоже небось и ласкал, и конфетку когда привозил -- а вот ничего не запо­мнил, а запомнил, как возил с собой на коне в Березовку...

     -- А я тебе скажу почему, -- заговорил Васька Чулков, двоюродный брат Ивана. -- Это потому, что на коне.

     -- Что "на коне"?

     -- На коне возил, а не на мотоцикле. Поэтому ты и запо­мнил. Я вон своих вожу...

     -- Да это не поэтому! -- зашумели на Ваську.

     -- Это ерунда! Какая разница -- что на коне, что на мото­цикле?

     -- Сравнил козлятину с телятиной!

     -- Дайте мне досказать-то! -- застучал вилкой по графину Иван. -- Я для того и позвал вас -- выяснить...

     -- Да не пропадут! -- воскликнул дед Кузьма, храбрый старый матрос. -- Что, в Америку, что ли, едут? В Россию же.

     -- Да шибко уж маленькие, прямо сердце заходится, -- повернулась к нему теща Ивана, Акулина Ивановна. -- Чего уж так зазудело-то?

     -- Он же говорит чего.

     -- Блажь какая-то...

     -- Да с грудными и то ездют.

     -- Да с грудными-то легче. Его накормил, он и спит себе. А ведь тут, отвернись куда, они уж -- под колесами.

     -- Ну уж -- под колесами. Чего уж?.. Езжай, Ванька, не слушай никого.

     -- Нюр, -- обратились к жене Ивана, -- ты-то как? Чего молчишь-то?

     -- Да я прям не знаю... Он мне все мозги запудрил с этим морем. Я уж и не знаю, как теперь... Вроде, так-то, охота, а у самой душа в пятки уходит -- боюсь.

     -- Чего боисся-то?

     -- А ну как да захворают дорогой?

     -- Чирий тебе на язык!

     -- В сумку, чтоб сухари не мялись, -- в сердцах молвил языкастый Ванька. -- Ворона каркнула во все воронье горло.

     -- А захворают, вы -- так, -- стала учить Нюру и Ивана одна молодящаяся бабочка не совсем деревенского по­кроя, -- сразу кондуктора: так и так -- у нас заболели дети. Вызовите, пожалуйста, нам на следующей станции врача. Все! Она идет в радиоузел -- она обязана, -- вызывает по рации санслужбу, и на следующей станции...

     -- Ну, тут семь раз дуба врежешь, пока они там по ра­ции...

     -- Это все -- колеса. Ты, Иван, держи на всякий случай бутылку белой, -- стал по-своему учить Васька Чулков. -- Как ребенок захворал, -- ты ему компресс на грудку. Нюра, возьми с собой ваты и бергаментной бумаги. У меня вон...

     -- Я взяла.

     -- А?

     -- Взяла, говорю! Бергамент-то.

     -- Вот. Ты вон глянь, что у меня с горлом-то делается... Нет, ты глянь! А-о!.. О-о! -- Васька растопырил перед Нюрой свой рот. -- Меня же ангина, сволочь, живьем ест! У меня же гланды в пять раз увеличены... Ты глянь!

     -- Да пошел ты к дьяволу со своими гландами! -- рассер­дилась Нюра. -- Водку пить -- у вас гланды не болят.

     -- Так я потому и пью-то! Вынужден! Если бы не гланды, я бы ее, заразу, на дух не принял.

     -- Не, Иван, ты как приедешь, ты перво-наперво... Слышь? Ты как приедешь, ты... Слышь! Ваня, слушай сюда!.. Ты как приедешь...

     -- Ты дай сперва приехать, елки зеленые! -- все злился Ванька. А злился он потому, что говорили все сразу и никому до его забот не было дела, а так -- лишь бы поговорить. -- Приедешь с вами.

     -- А вот приехал тоже один мужик в город и думает: где бы тут подцепить?..

     -- Чего подцепить?

     -- Не чего, а кого, это же одушевленный предмет.

     -- Кто?

     -- Ну, кто?.. Что, не понимаешь?..

     -- Не, ну ты говоришь -- подцепить. Кого подцепить?

     -- Кралю каку-нибудь, кого.

     -- А-а. Ну, так.

     -- Ну слушай... -- Двое говоривших склонились лбами над столом. Тот, который хотел рассказать историю мужика в городе, был очень серьезен и даже намеревался взять соседа за грудки и подтянуть его ближе к себе, но сосед отпихивал руки,

     -- Ты слушай!

     -- Я слушаю, чего ты руки-то тянешь?

     -- Я не тяну. Слушай!

     -- Ну?

     -- Приехал и думает: где б тут подцепить?

     -- Да сколько же он думать-то будет? Все думает и дума­ет... Чего ты руки-то тянешь?

     В другом конце стола подняли тему -- как надо лечить язву желудка.

     -- Я и разговорись с им в автобусе-то, -- рассказывал худой мужичок с золотыми зубами. Обстоятельно рассказы­вал, длинно. Со вкусом. -- Да. Он меня спрашивает: чо, мол, такой черный-то? Не хвораешь? Да и хворать, мол, не хво­раю, но и сильно здоровым тоже не назовешь, это я-то ему. Язва двенадцатиперстной, говорю. Он говорит: я тебя научу, как лечить. За месяц как рукой снимет.

     -- Как же?

     -- Возьми, говорит, тройного одеколона -- флаконов пять сразу, слей в четверть. Потом, говорит, наруби мелко-мелко алоя -- и намешай...

     -- А почему одеколон, а не водку?..

     -- Обычно же на спирту настаивают.

     -- А черт его знает -- обязательно, говорит, тройной оде­колон.

     -- Ну и по скольку принимать?

     -- А вон и Лев Казимирыч идет! -- увидел кто-то. -- Э-эй, Лев Казимирыч!..

     По дороге с палочкой медленно и культурно шагал седой старичок, Лев Казимирыч.

     Застучали в окно, позвали в несколько голосов:

     -- Лев Казимирыч!..

     Лев Казимирыч поднял умную голову в шляпе, посмот­рел на окна и свернул к воротчикам. Шагу не прибавил.

     И сразу все за столом заговорили об одном -- какой умный этот Лев Казимирыч, сколько он, собака, знает вся­кой всячины, выращивает даже яблоки и выписывает книги.

     -- Этто иду лонись мимо его ограды, он мне шумит из-за штафетника: зайди! Зашел. Он держит в одной руке журнал какой-то, а в другой -- яблоко. Вот, говорит, -- теория, а вот -- практика. Покушай. Ну, я куснул яблоко...

     -- А как он рой Егору Козлову посадил! Ведра, тазы, миски хватайте, кричит, чо попало -- стучите! Гром нужен! Я тогда в суматохе Нюрашке Козловой крынок штук пять расколол -- они сушились на плетне, я и пошел колышком по им -- гром делать...

     Засмеялись.

     -- Нюрашка-то по голове тебе гром не сделала?

     -- Рой сажал! -- тут не до крынок.

     -- Ой, и башка же у этого Казимирыча!

     -- А мы как-то...

     Вошел Лев Казимирыч... Снял шляпу, слегка -- с досто­инством -- поклонился честной компании.

     -- Мир дому сему.

     -- С нами, Казимирыча!

     -- Дайте стул-то!.. -- засуетились.

     -- По поводу чего сбор? -- спросил Лев Казимирыч, при­саживаясь на стул к столу.

     -- Да вот Ивана провожаем. На море едет...

     Лев Казимирыч слегка удивился.

     -- На море?

     -- Отдыхать. В санаторий. Да вот, Казимирыч, помоги советом: хочет детишек взять, Иван-то, а мы -- против, -- обратилась к умному Казимирычу Акулина Ивановна, теща Ивана. -- У меня сердце загодя мрет -- шибко уж маленькие дети-то! А он их потащит. На кой же черт?

     -- Зачем? -- спросил Казимирыч Ивана.

     -- Чего "зачем"? -- не понял тот.

     -- Детей-то?

     -- Позагорать... Море посмотреть.

     -- Ты в своем уме?

     За столом замерли. Все смотрели на Казимирыча.

     -- А что? -- спросил Иван.

     -- Ты хочешь оставить там детей?

     -- То есть?

     -- То есть у них там сразу откроется дизентерия... Если еще не по дороге. Папа... ничего умнее не придумал?

     -- Да?

     -- Да, -- спокойно сказал Казимирыч.

     Всем сразу стало как-то легко. Даже весело.

     -- Вот, Ванька!.. А ведь говорили ему! Говорили! Нет, уперся, дубина!.. Спасибо, Лев Казимирыч!

     -- Не за что.

     -- Выпьете, Лев Казимирыч? Махонькую...

     -- Нет, спасибо. Нельзя.

     -- Махонькую!

     -- Нельзя. Спасибо.

     -- Лев Казимирыч! -- полез к старичку с дальнего конца стола мужичок с золотыми зубами. -- А вот скажите мне на милость: если намешать алой с тройным одеколоном...

     -- Да не лезь ты со своим тройным одеколоном! Если уж хочешь знать, то я тебе скажу: "Красный мак" лучше. Лев Ка­зимирыч, у меня к вам другой вопрос: вот, допустим, у вас засорился жиклер...

     -- Так, -- сказал Лев Казимирыч, склонив набочок го­ловку. -- Засорился. Прекратилась подача топлива в цилинд­ры. Ну?

     -- А мотор работает!

     -- Мотор не работает.

     -- Работает!

     -- Значит, жиклер не засорился.

     -- Нет, засорился: идет натуральная стрельба.

     -- Значит, засорился, но не совсем. Логика.

     -- Споем, Лев Казимирыч?!

     В дальнем конце стола, где мужичок с золотыми зубами, услышали "споем" и запели:


     А сброшу кольца, сброшу серьги.

     В шумный город жить пойду... --


     запела здоровенная курносая девица и скосила... опасный, как ей, должно быть, теперь казалось, глаз на молодого со­седа.


     Там назову себя цыганкой,

     Себя цыганкой назову.

     Раз я сидела и мечтала

     Да у открытого окна;

     А чернобровая, в лохмотьях,

     Ко мне цыганка подошла...


     Опасный глаз не встревожил молодого соседа. Он о чем-то задумался... Потом потянулся к мужику, у которого жик­лер засорился, а мотор работает.

     -- А дело в том, -- сказал он, -- что это не жиклер засо­рился! Понял?!

     -- А что же?

     -- Поршни подработались. Кольца. Ты давно их смотрел?

     -- Я их никогда не смотрел.

     -- Смени кольца!


     А горят свечи восковые;

     Гроб черным бархатом обшит.

     А в том гробу лежит девчонка --

     Да и она крепко, крепко спит.


     Прислушались было к песне, но... петь вместе не умели, а чего же так сидеть слушать? -- не на концерт же пришли.


     А на коленях перед гробом

     Стоит изменник молодой...


     -- Зина! А Зин! -- едва остановили крупную девушку. -- Давай каку-нибудь, каку все знают. Давай, голубушка, а то уж ты шибко страшно как-то -- гроб...

     -- Эх-х!.. -- Сосед Льва Казимирыча, рослый мужик, се­рьезный и мрачноватый, положил на стол ладонь-лопату; Лев Казимирыч вздрогнул. -- Лев Казимирыч, давай что-ни­будь революционное! А?

     -- Спойте хорошую русскую песню, -- посоветовал Лев Казимирыч. -- "Рябинушку", что ли.

     И запели "Рябинушку". И славно вышло... Песня даже вышагнула из дома и не испортила задумчивый, хороший ве­чер -- поплыла в улицу, достигла людского слуха, ее не обру­гали, песню.

     -- У Ваньки, что ли?..

     -- Ну. Провожают. Поют.

     -- Поют. Хорошо поют.

     -- На курорт, что ли, едет?

     -- На курорт. Деньги девать некуда дураку.

     -- Ваня, он и есть Ваня: медом не корми, дай вылупиться. Нюрка-то едет же?

     -- Берет. Хочет и детей взять.

     -- О-о!.. Знай наших!

     -- Ты поросят-то не ходила глядеть к Ивлевым?

     -- Нет. Я нонче не буду брать... Одну покормлю до нояб­ря -- и хватит. Ну их к черту.

     -- Почем же, интересно, Ивлевы-то отдают?

     -- Да почем?.. Двадцать пять, известно. Месячные?

     -- Месячные.

     -- Двадцать пять.

     -- Сходить завтра поглядеть... Я бы боровка взяла одного. Покормила бы уж, черт его бей. Тоскливо без мяса-то, тос­кливо.

     -- Знамо, тоскливо.

     -- Тоскливо.


     Утром Ивана с Нюрой провожали до автобуса. На тракт.

     Шли серединой улицы: Иван с Нюрой -- в центре, по бо­кам -- тетки, дяди. Иван при шляпе, в шуршащем плаще, торжественный и помятый после вчерашних проводов. Нюр­ка в цветастой шали, в черной юбке, в атласной бордовой кофте -- нарядная, как в праздник.

     Шел также молодой племянник Ивана с гитарой и гром­ко играл что-то нездешнее, с маху вколачивая по струнам.

     Встречные останавливались, провожали глазами группу и шли дальше по своим делам. Может, кому и доведется когда-нибудь уезжать из села -- так же вот пойдет с родней по ули­це, также будут все обращать внимание.

     Пришли на автобусную станцию... Иван с двоюродными братьями отошли в чайную. Жена Нюра и старшие в родне промолчали: положено. На дорожку.

     Скоро Иван и братья вышли из чайной -- красные, по­кашливали. Закуривали.

     -- Дай твоих, у меня мятью какие-то...

     -- Спал, что ль, на них?

     -- Сел где-то...

     -- Ваньк, дорогой-то не пей шибко.

     -- Да ну, что я?..

     -- Ты пивко лучше. Захотел выпить, возьми пару бутылок пива -- не задуреешь, все будет нормально.

     -- Да ну, что я?..

     Братья -- ребята все крепкие, кулакастые -- вместе кому хошь свернут шею. А города опасались. Иван слегка волно­вался.

     -- Не духарись там особо...

     -- Да ну, что я?..

     Подошел автобус.

     Родные наскоро перецеловались...

     -- Иван, гляди там!..

     -- Мама, ребятишек-то, это -- смотри тут за ими. На реку бы не ходили...

     -- Да ехайте, ехайте -- погляжу тут.

     -- А то у меня душа болит...

     -- Ехайте! Раз уж тронулись -- ехайте. Чего бы, дуракам, здесь-то не отдохнуть? Ехайте уж...

     -- Нюра, Нюр, -- подсказывали под руку, -- ты деньги-то под юбку, под юбку; ни один дьявол не догадается... Я сроду под юбкой вожу... Целеньки будут.

     -- Мам, ребятишек-то гляди... На реку бы, на реку -- гляди!

     -- Пишите! Иван, пиши!

     -- Все будет -- печки-лавочки! -- кричал уже из окна Иван.

     -- Мама, ребятишек... ради Христа!..

     Поехали. Автобус двинулся. Поехали наши -- не робейте, держитесь! Привыкайте.

     Иван маленько в автобусе принахмурился; все глядел в окно, пока проезжали деревню, знакомые с детства места... Поскотину проехали, лесок...

     -- Первый раз? -- поинтересовался сосед Ивана, пожи­лой добрый человек.

     Иван отвернулся от окна и зачем-то бодро соврал:

     -- Да ну, что вы!.. -- И посмотрел на Нюру, и опять при­нахмурился, и отвернулся к окну. Посидел маленько, повер­нулся к соседу. -- Куда -- первый раз?

     -- В далекий путь-то.

     -- А вы почему догадались?

     -- Ну... видно: всей родней провожали.

     -- Нет, я в городе-то бывал, а так далеко не бывал -- пер­вый раз.

     -- А куда?

     -- К Черному морю.

     -- Хорошее дело.

     -- В санаторий.

     -- Хорошее дело.


     Билеты продавали снаружи вокзала, и была большая оче­редь. Иван устроил Нюру с чемоданом возле скверика, а сам побежал занимать очередь.

     Стал за каким-то человеком в шляпе -- шляпа за шляпой. Иван проявил какую-то странную, несвойственную ему го­ворливость. Вообще в городе он стал какой-то суетливый. Волновался, что ли.

     -- За билетом? -- спросил он человечка в шляпе.

     Человечек читал газету, оторвался на малое время, по­смотрел на Ивана...

     -- Нет, за колбасой.

     Иван не обиделся.

     -- Далеко?

     Человечек опять отвлекся от газеты, посмотрел на Ивана...

     -- В Ленинград.

     -- А я -- к югу.

     -- Хорошо.

     -- Да решил, знаете... Ну ее, думаю, все к черту -- поеду. Билетов-то хватит?

     -- Должно хватить. А там... Бог ее знает. Народу много.

     -- Да. -- Иван понизил голос, приблизил свою шляпу к шляпе человека с газетой. -- Куда, к черту, едут? Чего дома-то не сидится?

     Человек еще раз глянул на Ивана... И стал опять читать газету.

     Иван помолчал, посмотрел вокруг... Посмотрел на длин­ную очередь... Заглянул через плечо человеку -- в газету.

     -- Ну, что там?

     Человек раздраженно качнул головой, сказал резковато:

     -- В Буэнос-Айресе слона задавили. Поездом.

     -- Ох, о!.. -- удивился Иван.

     Еще некоторые удивились в очереди, посмотрели на че­ловека с газетой.

     -- А как же поезд? -- спросил Иван.

     -- Поехал дальше. Слушайте, неужели охота говорить при такой жаре?

     Иван виновато замолчал. Он думал, что в очереди, наоборот, надо быть оживленным -- всем повеселей будет. Посто­ял еще немного, потом молча поманил рукой Нюру... Та по­дошла.

     -- Постой маленько, -- сказал Иван. -- Я покурю.

     -- Иди к чемодану, там покури.

     Иван пошел к чемодану, а Нюра осталась стоять в очере­ди -- терпеливо, с пониманием, что надо стоять, долго надо стоять.


     Билетов всем хватило... Даже еще, наверно, остались лишние, так как в купе, кроме Ивана с Нюрой, был только один пассажир.

     Иван вошел в купе несколько шумно, покрикивал на Нюру.

     -- Вот!.. Здесь -- двадцать два, двадцать три. Давай сюда! Здравствуйте!

     У столика сидел уверенный человек, чуть даже наглова­тый, снисходительный, с легкой насмешечкой в глазу... За­писной командировочный.

     -- Ну, -- сказал командировочный, глядя на Нюру, -- бу­дем знакомиться? Николай Николаевич.

     -- Иван Расторгуев, -- сказал Иван. -- А это жена моя, Нюра.

     -- Так, так... -- И как-то сразу понял командировочный, что с этой парой можно говорить снисходительно, в упор их разглядывать, Нюру особенно, только что не похлопывать. -- Далеко ли?

     -- К югу. -- Иван старался быть вежливым, знающим.

     Николай Николаевич засмеялся.

     -- Вы что, перелетные птицы, что ли? К югу?

     Ивана обидел этот смешок, но он не подал виду. Вошел проводник.

     -- Постель будете брать?

     -- Мне не потребуется, -- сказал командировочный, -- я в Горске схожу. А им вот потребуется, конечно. Они -- к югу. -- И командировочный опять посмеялся, глядя на Нюру.

     -- Да, да, -- поспешно сказал Иван, -- нам, конечно, по­требуется. Тащите.

     Проводник принес два комплекта -- постели.

     -- Два рубля.

     -- Какие два рубля? -- не понял Иван.

     -- За две постели.

     -- Это... -- Иван почуял некий подвох с этими двумя руб­лями. -- А что, за постели отдельная плата?

     Командировочный и проводник переглянулись.

     -- Отдельная, отдельная. Давайте поскорей, мне некогда.

     -- Нюся, дай два рубля, пожалуйста, -- спокойно сказал Иван.

     -- Загороди меня, -- тихонько попросила Нюра.

     Иван стал так, чтоб загородить жену от мужчин.

     -- Счас мы свои рублишки достанем из чулочка... И отда­дим. -- Ивану страсть как неловко было, что деньги -- где-то у жены "в чулочке"... И он прямо, вызывающе-прямо посмотрел на ухмыляющихся проводника и командировочного и тоже улыбнулся, но зло улыбнулся. Если бы командиро­вочный посмотрел внимательней на Ивана, он бы перестал улыбаться. Но он смотрел невнимательно -- он улыбнул­ся. -- Жена у меня боязливая... возьмут, говорит, да своруют наши рублишки... А кому они нужны, наши рублишки? Верно?

     Нюра достала наконец пятерку... Подала кондуктору. Тот сдал трояк сдачи и ушел.

     -- Первый раз? -- весело спросил командировочный.

     -- Что?

     -- Едешь-то. Первый раз?

     -- Так точно! А что?

     -- Надо доверять людям... Вот вы едете со мной вместе, например, а деньги спрятали... аж вон куда! -- Командиро­вочный опять посмеялся. -- Значит, не доверяете мне. Так? Объективно так. Не зная меня, взяли меня под подозрение. А ехать вам далеко -- вы так и будете всем не доверять? Дере­венские свои замашки надо оставлять дома. Раз уж поехали... к югу, как ты выражаешься, надо соответственно и вести себя... Или уж сиди дома, не езди. А куда к югу-то? Юг боль­шой...

     -- На кудыкину гору. Слыхали такую? Там курорт новый открылся... Вот я туда первый раз и смазал лыжи.

     Нюра засмеялась. Невольно.

     Командировочного задело за живое. Особенно ему не по­нравилось, что Нюра засмеялась.

     -- А ты что это сразу в бутылку-то полез?

     -- А вы что это сразу тыкать-то начали? Я вам не кум, не...

     -- О-о! -- Командировочный удивился и засмеялся на­сильственно. -- Да мы, оказывается, с гонором!

     -- Вот так, дорогой товарищ... Я бы лично эти ваши ухмылочки не строил. Что, вы от этого сильно умный, что ли, стали? Нет же...

     -- Иван! -- вмешалась Нюра.

     -- Слушайте!.. -- посерьезнел командировочный. -- Вы все-таки... это, научитесь вести себя как положено -- вы же не у себя в деревне. Если вам сделали замечание, надо прислушиваться, а не хорохориться. Поняли? -- Командировоч­ный повысил голос. -- Научись сначала ездить. Еще жену с собой тащит...

     -- А что тебе моя жена? -- зловеще тихо спросил Иван. -- Что тебе моя жена?

     Нюра знала, что после таких вопросов -- так сказан­ных -- Иван дерется.

     -- Вань!..

     -- Что тебе моя жена-то?

     -- То, что надо сначала самому научиться ездить, потом уж жену за собой возить.

     -- А твое какое дело? Я тебе что, на хвост нечаянно на­ступил?

     -- Да вы только не это... не стройте из себя припадочно­го. Не стройте. Видели мы и таких... И всяких. -- У команди­ровочного серьезно побелели глаза. -- Не раздувайте ноздри-то, не раздувайте! А то ведь -- как сел, так и слезть можешь.

     -- Это кто же, ты ссадишь?

     -- Ванька! Да перестань ты, Господи-батюшки!.. И вечно с им какие-нибудь истории!

     Командировочный весь встрепенулся, осмелел еще пуще.

     -- Так вот, чтобы историй этих больше не было -- мы по­можем ему... Ишь ты, понимаешь...

     -- Ну-ка, помоги.

     -- Сча-ас. Вот до следующей станции доедем и вызовем милицию. Может, с историями-то придется остановку сде­лать... суток на пятнадцать. Подумать, как вести себя в доро­ге. А то...

     -- Профурсетка в штанах, -- отчетливо сказал Иван. -- Он еще пугать будет... Сам у меня слезешь. Спрыгнешь... И -- по шпалам, по шпалам... -- Иван встал; Нюра вцепилась в него.

     Командировочный вскочил с места. Он сделал это по­спешно и сам же усовестился своей поспешности, гордо тряхнул головой.

     -- Ах, так? Ну погоди... -- И он пошел из купе, но в две­рях еще оглянулся. -- Счас ты у меня уедешь. -- И вышел.

     Нюра перепугалась.

     -- Опять!.. На кой черт потащил тогда, на самом-то деле, если с характером своим поганым совладать не можешь?..

     -- Не гнуси. Я, что ли, начал?

     -- Ссадют, правда, на станции -- кукуй там...

     -- Счас -- ссадили.

     -- Он, может, начальник какой, откуда ты знаешь?

     -- Он дурак. Чего он начал ухмылочки строить?

     -- А ты что, с лица спал от этих ухмылочек? Строй он их!.. Как хорошо поехали -- нет, надо свой характер пока­зать!..

     -- Не ори. И не пужайся, наоборот, держи теперь нос выше, а то, правда, не ссадили бы.

     -- Как хорошо поехали!.. -- горько горевала Нюра.

     Дверь в купе отодвинулась...

     Стояли два кондуктора, а за ними -- командировочный.

     -- Вы что тут? -- спросил кондуктор, который выдавал постели.

     -- Что? -- откликнулся Иван. -- Ничего.

     -- Чего шумите-то?

     -- Кто шумит? Никто не шумит.

     -- А кто меня из вагона выбросить хотел? -- спросил ко­мандировочный.

     -- Вы что-то перепутали, -- спокойно сказал Иван. -- Это вы меня ссадить хочете... А мне неохота -- слезать-то... Я затосковал.

     Кондукторы увидели, что пассажир -- не пьян, обрати­лись к командировочному:

     -- Перейдите в другое купе, места есть. Во втором есть два места.

     Командировочный взял свой портфель и, смерив Ивана презрительным, обещающим взглядом, сказал:

     -- В Горске мы еще увидимся.

     -- Давайте. По кружке пива выпьем...

     -- Ты это... не очень! -- прикрикнул на Ивана кондук­тор. -- А то выпьешь у меня.

     И они ушли.

     -- Вот так! -- сказал Иван. Встал, засунул руки в карманы и прошелся по свободному купе. -- А то будут тут мне... печ­ки-лавочки строить, понимаешь.

     -- Сиди уж!.. Герой! У самого небось душа в пятки ушла.

     -- У кого? У меня? Мне только на станции сидеть неохота, а то бы ему... сказал несколько слов. Зато вон как свобод­но стало!.. Хорошо! -- Иван полез в карман -- закуривать.

     -- Иди в коридор курить-то. Здесь нельзя, наверно.

     Иван вышел в коридор.

     В коридоре стоял молодой мужчина... Смуглый, нарядно одетый, улыбчивый. Морда -- кирпича просит.

     Иван похлопал по карманам -- в одном брякнули спич­ки... Но все равно смуглый, вежливо улыбнувшись, подста­вил свою папироску. Иван прикурил.

     -- Маленькое недоразумение? -- спросил смуглый, кив­нув в сторону служебного купе.

     -- Да один товарищ... начал чего-то -- ни с того ни с сего...

     -- Далеко?..

     -- Еду-то? К югу. Надо, знаете, отдохнуть малость. На ку­рорт. -- Иван теперь решил быть вежливым со всеми подряд.

     -- Один? -- все расспрашивал смуглый, скорый.

     -- Нет, с женой.

     Смуглый вдруг протянул руку -- знакомиться.

     -- Виктор.

     -- Иван.

     -- Кроме вас, в купе есть кто-нибудь?

     -- Нет. Этот-то ушел...

     -- Я тогда перейду к вам... -- Виктор вошел в соседнее купе, вынес большой желтый чемодан. -- А то у меня там одни женщины... Пойдем в твое.

     -- Пошли.

     Вошли в купе. Виктор приветливо поздоровался и засу­нул чемодан под сиденье.

     -- Ну вот... -- сказал он облегченно. И улыбнулся Нюре. -- Ну, как там... в колхозе-то?

     -- Да ведь оно -- как? -- пустился в рассуждения Иван. -- С одной стороны, конечно, хорошо -- материально нас под­держали, с другой стороны... А вы кто будете по специальности?

     -- Я?

     -- Ну...

     -- Конструктор.

     -- Вот -- городской человек. Вот нам говорят: давайте сравняем город с деревней. Давайте! Значит, для вас в городе главное что, деньги? Ну, значит, давайте и для деревни так же сделаем -- деньги будут главными. А -- хрен!.. Так нельзя.

     -- Иван, -- сказала Нюра.

     -- Ну?

     Нюра притворно посмеялась.

     -- Ты с какими-то разговорами... Человек, может, устал, а ты...

     -- Нет, нет, я не устал, -- сказал Виктор. -- Ну, так -- деньги?

     -- Деньги. Я, например, тракторист, она -- доярка. Мы в добрый месяц зашибаем где-то -- две, две с лишним сотни.

     -- Да? -- удивился конструктор. -- Я думал, меньше.

     -- Да что вы! Иной раз до трех выходит!..

     -- Вань...

     -- Чего тебе?!

     -- Ну, ну? -- любопытствовал дальше конструктор.

     -- Теперь, -- продолжал Иван, входя во вкус коренной беседы. -- Что получается? Если я не поленюсь, я эти свои сто двадцать рублей завсегда вышибу. Так? Буду вкалывать с утра до ночи... а то и ночи прихвачу... Так?

     -- Ну.

     -- Правильно! -- Иван всерьез волновался. -- Но один маленький вопрос: чем больше я получаю, тем меньше я бес­покоюсь, что после меня вырастет. Вот.

     -- А в чем вопрос-то? Это ответ.

     -- Ну, ответ. А вопрос еще хуже: спроси?

     -- Кого?

     -- Меня.

     -- О чем?

     -- Беспокоюсь я за пашню? Нет, я по-человечески, ко­нечно, беспокоюсь, как же. Но, все равно, это не то. Я вспа­хал, и моя песенка спета. Все?

     -- Все.

     -- Хрен!.. Это на заводе -- сковал я, допустим, ось, так она ось и нужна -- я все сделал...

     -- Но ось-то -- тоже для машины! На одной оси-то не по­едешь.

     -- Правильно! А машину потом соберет другой -- и за это тоже ему плати денюжку...

     -- Но ведь и у вас: ты вспахал, другой посеял...

     -- Я вспахал -- получил, он посеял -- получил, а хлеба, например, нету. А мы денюжку получили. Я к примеру го­ворю.

     -- Это какой-то Гегель получается...

     -- Да никакой не Гегель!

     -- Да почему хлеба-то нету? Неурожай, что ли?

     -- Да меня это не касается, вот штука-то! Не знаю, мо­жет, неурожай. Я пахал хорошо. И получил хорошо -- на ку­рорт вот поехал... Хватило.

     -- Вань...

     -- Не ванькай! Я ж за колхоз волнуюсь, а не... чего-ни­будь. Мне тоже понять охота.

     -- Значит, вы живете хорошо, -- подвел итог конструк­тор.

     -- Хорошо. Вон у меня ряшка-то -- с похмелья не... это... Она и у те... Да. Хорошо живем!

     -- А почему вы в город из деревни бежите?

     -- Это не вопрос, это -- семечки. Я же эти сто двадцать рублей везде могу заработать. Заработаю же я их в городе?..

     -- Наверно.

     -- Заработаю! Силенка есть, и башка на плечах -- сумею.

     -- Сумеешь.

     -- Но в городе я на эти сто двадцать рублей... интересней проживу. В городе у меня все под боком: и магазин, и пром­товары, и парикмахерская, и вино... А у себя-то я со своим рубликом еще побегаю поищу -- где пальтишко девчонке ку­пить, где рубаху себе, где пальто демисезонное супруге... За любым малым пустяком -- в райцентр. А до райцентра -- семьдесят километров. Да еще приедешь, а там тоже нету.

     -- М-да. А куда сейчас-то? Место подбирать, куда бе­жать?

     Иван обиделся.

     -- Ать! -- поймал! Пойма-ал, конструктор... -- Посмеялся недобро. -- Что, есть на примете хорошее местечко?

     -- Обиделся! -- Конструктор тоже посмеялся -- доб­рее. -- Оби-иделся, пахарь. Не обижайся, я без всякого умысла. Куда едете-то?

     -- Я же говорил -- к югу.

     -- А, да. К югу -- это хорошо, -- похвалил конструк­тор. -- Я сам думаю махнуть скоро... -- И конструктор про­пел шутливо: -- "Там море Черное, песок и пляж, там жизнь привольная чарует нас!.." Да?

     Нюра засмеялась. Она была очень смешливая женщина. И смеялась как-то очень доверчиво и мило -- хотелось ее смешить.

     -- Так-так, -- сказал довольный конструктор. И поднял­ся. И достал из-под сиденья чемодан. -- Ну, что нам тут по­ложили? Собираешься вечно второпях... вечно торопишься... Ну, конечно, -- ключи забыл дома. На пианино. Вечная ис­тория! Ножик есть, Ваня?

     -- Есть.

     -- Да зачем же ломать такой добрый чемодан! -- встряла Нюра.

    

... ... ...
Продолжение "Печки-лавочки" Вы можете прочитать здесь

Читать целиком
Все темы
Добавьте мнение в форум 
 
 
Прочитаные 
 Печки-лавочки
показать все


Анекдот 
Сейчас не всегда понятно или девушка обиделась и надула губы или это ботекс.
показать все
    Профессиональная разработка и поддержка сайтов Rambler's Top100