Вход    
Логин 
Пароль 
Регистрация  
 
Блоги   
Демотиваторы 
Картинки, приколы 
Книги   
Проза и поэзия 
Старинные 
Приключения 
Фантастика 
История 
Детективы 
Культура 
Научные 
Анекдоты   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Персонажи
Новые русские
Студенты
Компьютерные
Вовочка, про школу
Семейные
Армия, милиция, ГАИ
Остальные
Истории   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Авто
Армия
Врачи и больные
Дети
Женщины
Животные
Национальности
Отношения
Притчи
Работа
Разное
Семья
Студенты
Стихи   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Иронические
Непристойные
Афоризмы   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рефераты   
Безопасность жизнедеятельности 
Биографии 
Биология и химия 
География 
Иностранный язык 
Информатика и программирование 
История 
История техники 
Краткое содержание произведений 
Культура и искусство 
Литература  
Математика 
Медицина и здоровье 
Менеджмент и маркетинг 
Москвоведение 
Музыка 
Наука и техника 
Новейшая история 
Промышленность 
Психология и педагогика 
Реклама 
Религия и мифология 
Сексология 
СМИ 
Физкультура и спорт 
Философия 
Экология 
Экономика 
Юриспруденция 
Языкознание 
Другое 
Новости   
Новости культуры 
 
Рассылка   
e-mail 
Рассылка 'Лучшие анекдоты и афоризмы от IPages'
Главная Поиск Форум

Рассказы - - Степка

Проза и поэзия >> Русская современная проза >> См. также >> Шукшин, Василий >> Рассказы
Хороший Средний Плохой    Скачать в архиве Скачать 
Читать целиком
Василий Шукшин. Степка

---------------------------------------------------------------

Spellchecked by Tatyana Andrushenko (1 Oct 1998)

---------------------------------------------------------------



     И пришла весна -- добрая и бестолковая, как недозрелая девка.

     В переулках на селе -- грязь по колено. Люди ходят вдоль плетней, держась руками за колья. И если ухватится за кол какой-нибудь дядя из "Заготскота", то и останется он у него в руках, ибо дяди из "Заготскота" все почему-то как налитые, с лицами красного шершавого сукна. Хозяева огородов лаются на чем свет стоит:

     -- Тебе, паразит, жалко сапоги замарать, а я должен каждую весну плетень починять?!

     -- Взял бы да накидал камней, если плетень жалко.

     -- А у тебя что, руки отсохли? Возьми да накидай...

     -- А тогда не лайся, если такой умный.

     А ночами в полях с тоскливым вздохом оседают подопревшие серые снега. А в тополях, у речки, что-то звонко лопается с тихим ликующим звуком: пи-у. Лед прошел на реке. Но еще отдельные льдины, блестя на солнце, скребут скользкими животами каменистую дресву; а на изгибах речных льдины вылезают синими мордами на берег, разгребают гальку, разворачиваются и плывут дальше -- умирать. Шалый сырой ветерок кружится и кружит голову... Остро пахнет навозом. Вечерами, перед сном грядущим, люди добреют.

     Во дворах на таганках потеют семейные чугуны с похлебкой. Пляшут веселые огоньки, потрескивает волглый хворост. Задумчиво в теплом воздухе... Прожит день. Вполсилы ведутся неторопливые, необязательные разговоры -- завтра будет еще день, и опять будут разные дела. А пока можно отдохнуть, покурить, поворчать на судьбу, задуматься бог знает о чем: что, может, жизнь -- судьба эта самая -- могла бы быть какой-нибудь иной, малость лучше?.. А в общем-то и так ничего -- сойдет.

     В такой-то задумчивый, хороший вечер, минуя большак, пришел к родному селу Степан Воеводин.

     Пришел с той стороны, где меньше дворов, сел на косогор, нагретый за день солнышком, вздохнул, И стал смотреть на деревню. Он, видно, много отшагал за день и крепко устал.

     Долго сидел так, смотрел.

     Потом встал и пошел в деревню.

     Ермолай Воеводин копался еще в своей завозне -- тесал дышло для брички. В завозне пахло сосновой стружкой, махрой и остывающими тесовыми стенами. Свету в завозне было уже мало. Ермолай щурился и, попадая рубанком на сучки, по привычке ласково матерился.

     ...И тут на пороге, в дверях, вырос сын его -- Степан.

     -- Здорово, тять.

     Ермолай поднял голову, долго смотрел на сына... Потом высморкался из одной ноздри, вытер нос подолом сатиновой рубахи, как делают бабы, и опять внимательно посмотрел на сына.

     -- Степка, что ли?

     -- Но... Ты чо, не узнал?

     -- Хот!.. Язви тя... Я уж думал, причудилось.

     Степан опустил худой вещмешок на порожек, подошел к отцу... Обнялись, чмокнулись.

     -- Пришел?

     -- Пришел.

     -- Чо-то раньше? Мы осенью ждали.

     -- Отработал... отпустили пораньше.

     -- Хот... Язви тя!.. -- Отец был рад сыну, рад был видеть его. Только не знал, что делать, -- А Борозя-то живой ишо, -- сказал.

     -- Ну? -- удивился Степан. Он тоже не знал, что делать. Тоже рад был видеть отца. -- А где он?

     -- А шалается где-нибудь. Этта в субботу вывесили бабы бельишко сушить -- все изодрал. Разыгрался, сукин сын, и давай трепать...

     -- Шалавый дурак.

     -- Хотел уж пристрелить его, да подумал; придешь -- обидишься...

     Присели на верстак, закурили.

     -- Наши здоровы? -- спросил Степан.

     -- Ничо, здоровы. Как сиделось-то?

     -- Ничо, хорошо. Работали.

     -- В шахтах небось?

     -- Нет, зачем -- лес валили.

     -- Ну да. -- Ермолай кивнул головой. -- Дурь-то вся вышла?

     -- Та-а... -- Степан поморщился. -- Не в этом дело, тять.

     -- Ты вот, Степка... -- Ермолай погрозил согнутым прокуренным пальцем. -- Понял теперь: не лезь с кулаками куда не надо. Нашли, черти полосатые, время драться... Тут без этого...

     -- Не в этом дело, -- опять сказал Степан.

     В сарайчике быстро темнело. И все так же волнующе пахло стружкой и махрой.

     Степан встал с верстака, затоптал окурок... Поднял свой хилый вещмешок.

     -- Пошли в дом, покажемся,

     -- Немая-то наша, -- заговорил отец, поднимаясь, -- чуток замуж не вышла. -- Ему все хотелось сказать какую-нибудь важную новость, и ничего как-то не приходило в голову.

     -- Ну? -- удивился Степан.

     И смех и грех...

     Пока шли от завозни, отец рассказывал:

     -- Приходит один раз из клуба и маячит мне: жениха, мол, приведу, Я, говорю, те счас такого жениха приведу, что ты неделю сидеть не сможешь.

     -- Может, зря?

     -- Чо зря? Зря... Обмануть надумал какой-то -- и выбрал полегче. Кому она к шутам нужна такая. Я, говорю, такого те жениха приведу...

     -- Посмотреть надо было жениха-то. Может, правда...

     А в это время на крыльцо вышла и сама "невеста" -- крупная девка лет двадцати трех. Увидела брата, всплеснула руками, замычала радостно. Глаза у нее синие, как цветочки, и смотрела она до слез доверчиво.

     -- Мэ-эмм, мм, -- мычала она и ждала, когда брат подойдет, и глядела на него сверху, с крыльца... И до того она в эту минуту была счастлива, что у мужиков навернулись слезы.

     -- Вот те и "мэ", -- сердито сказал отец и шаркнул ладонью по глазам. -- Ждала все, крестики на стене ставила -- сколько дней осталось, -- пояснил он Степану. -- Любит всех, как дура.

     Степан нахмурился, поднялся по ступенькам, неловко приобнял сестру, похлопал ее по спине... А она вцепилась в него, целовала в щеки, в лоб, в губы.

     -- Ладно тебе, -- сопротивлялся Степан и хотел освободиться от крепких объятий.

     И неловко ему было, что его так нацеловывают, и рад был тоже, и не мог оттолкнуть сестру.

     -- Ты гляди, -- смущенно бормотал он. -- Ну, хватит, хватит... Ну, все...

     -- Да пусть уж, -- сказал отец и опять вытер глаза. -- Вишь, соскучилась.

     Степан высвободился наконец из объятий сестры, весело оглядел ее.

     -- Ну как живешь-то? -- спросил.

     Сестра показала руками -- "хорошо".

     -- У ей всегда хорошо, -- сказал отец, поднимаясь на крыльцо. -- Пошли мать обрадуем.

     Мать заплакала, запричитала:

     -- Господи-батюшка, отец небесный, услыхал ты мои молитвы, долетели они до тебя...

     Всем стало как-то не по себе.

     -- Ты, мать, и радуисся и горюешь -- все одинаково, -- строго заметил Ермолай. -- Чо захлюпала-то? Ну, пришел теперь, радоваться надо.

     -Да я и радуюсь, не радуюсь, что ли...

     -- Ну и не реви.

     -- Здоровый ли, сынок? -- спросила мать. -- Может, по хвори какой раньше-то отпустили?

     -- Нет, все нормально. Отработал свое, отпустили.

     Стали приходить соседи, родные.

     Первой прибежала Нюра Агапова, соседка, молодая, красивая баба с круглым, добрым лицом. Еще в сенях говорила излишне радостно и заполошно:

     -- А я гляжу из окошка-то: осподи-батюшка, да ить эт Степан пришел?! И правда -- Степан...

     Степан улыбнулся ей:

     -- Здорово, Нюра.

     Нюра обвила горячими руками соседа, прильнула наголодавшимися вдовьими губами к его потрескавшимся, пропахшим табаком и степным ветром губам...

     -- От тебя, как от печки, пышет, -- сказал Степан. -- Замуж-то не вышла?

     -- А где они тут, женихи-то? Два с половиной мужика на всю деревню.

     -- А тебе что, пять надо?

     -- Я, может, тебя ждала? -- Нюра засмеялась,

     -- Пошла к дьяволу, Нюрка! -- возревновала мать. -- Не крутись тут -- дай другим поговорить. Шибко чижало было, сынок?

     -- Да нет, -- стал рассказывать Степан. -- Там хорошо. Я, например, здесь раз в месяц кино смотрю, так? А там -- в неделю два раза. А хошь -- иди в красный уголок, там тебе лекцию прочитают: "О чести и совести советского человека" или "О положении рабочего класса в странах капитала".

     -- Что же, вас туда собрали кино смотреть? -- спросила Нюра весело,

     -- Почему?.. Не только, конечно, кино...

     -- Воспитывают, -- встрял в разговор отец. -- Мозги дуракам вправляют.

     -- Людей интересных много, -- продолжал Степан. -- Есть такие орлы!.. А есть образованные. У нас в бригаде два инженера было...

     -- А эти за что?

     -- Один -- за какую-то аварию на фабрике, другой -- за драку. Дал тоже кому-то бутылкой по голове...

     -- Может, врет, что инженер? -- усомнился отец.

     -- Там не соврешь. Там все про всех знают.

     -- А кормили-то ничего? -- спросила мать.

     -- Хорошо, всегда почти хватало. Ничего.

     Еще подошли люди. Пришли товарищи Степана. Стало колготно в небольшой избенке Воеводиных. Степан снова и снова принимался рассказывать:

     -- Да нет, там, в общем-то, хорошо! Вы здесь кино часто смотрите? А мы -- в неделю два раза. К вам артисты приезжают? А к нам туда без конца ездили. Жрать тоже хватало... Один раз фокусник приезжал. Вот так берет стакан с водой...

     Степана слушали с интересом, немножко удивлялись, говорили "хм", "ты гляди", пытались сами что-то рассказать, но другие задавали новые вопросы, и Степан снова рассказывал. Он слегка охмелел от долгожданной этой встречи, от расспросов, от собственных рассказов. Он незаметно стал даже кое-что прибавлять к ним.

     -- А насчет охраны строго?

     -- Ерунда! Нас последнее время в совхоз возили работать, так мы там совсем почти одни оставались.

     -- А бегут?

     -- Мало. Смысла нет.

     -- А вот говорят: если провинился человек, то его сажают в каменный мешок...

     -- В карцер. Это редко, это если сильно проштрафился... И то -- уркаганов, а нас редко.

     -- Вот жуликов-то, наверно, где! -- воскликнул один простодушный парень. -- Друг у дружки воруют, наверно?..

     Степан засмеялся. И все посмеялись, но с любопытством посмотрели на Степана.

     -- Там у нас строго за это, -- пояснил Степан. -- Там если кого заметют, враз решку наведут...

     Мать и немая тем временем протопили баню на скорую руку, отец сбегал в лавочку... Кто принес сальца в тряпочке, кто пирожков, оставшихся со дня, кто пивца-медовухи в туеске -- праздник случился нечаянно, хозяева не успели подготовиться. Сели к столу затемно.

     И потихоньку стало разгораться неяркое веселье. Говорили все сразу, перебивали друг друга, смеялись... Степан сидел во главе стола, поворачивался направо и налево, хотел еще рассказывать, но его уже плохо слушали. Он, впрочем, и не шибко старался. Он рад был, что людям сейчас хорошо, что он им доставил удовольствие, позволил им собраться вместе, поговорить, посмеяться... И чтоб им было совсем хорошо, он запел трогательную песню тех мест, откуда только что прибыл:


     Прости мне, ма-ать,

     За все мои поступки,

     Что я порой не слушалась тебя-а!..


     На минуту притихли было; Степана целиком захватило чувство содеянного добра и любви к людям. Он заметно хмелел.


     Эх, я думала-а, что тюрьма д это шутка,

     И этой шуткой сгубила д я себя-а! --


     пел Степан.


     Песня не понравилась -- не оценили чувства раскаявшейся грешницы, не тронуло оно их...

     -- Блатная! -- с восторгом пояснил тот самый простодушный парень, который считал, что в тюрьме -- сплошное жулье. -- Тихо вы!

     -- Чо же, сынок, баб-то много сидит? -- спросила мать с другого конца стола.

     -- Хватает.

     И возник оживленный разговор о том, что, наверно, бабам-то там несладко.

     -- И вить дети небось пооставались.

     -- Детей -- в приюты...

     -- А я бы баб не сажал! -- сурово сказал один изрядно подвыпивший мужичок. -- Я бы им подолы на голову -- и ремнем!

     -- Не поможет, -- заспорил с ним Ермолай. -- Если ты ее выпорол -- так? -- она только злей станет. Я свою смолоду поучил раза два вожжами -- она мне со зла немую девку принесла.

     Кто-то поднял песню. Свою. Родную,


     Оте-ец мой был природный пахарь,

     А я работал вместе с им...


     Песню подхватили. Заголосили вразнобой, а потом стали помаленьку выравниваться.


     ...Три дня, три ноченьки старался --

     Сестру из плена выруча-ал...


     Увлеклись песней -- пели с чувством, нахмурившись, глядя в стол перед собой.


     Злодей пустил злодейку пулю,

     Уби-ил красавицу сестру-у.

     Взошел я на гору крутую,

     Село-о родное посмотреть:

     Гори-ит, горит село родное,

     Гори-ит вся родина-а моя-а!..


     Степан крепко припечатал кулак в столешницу.

     -- Ты меня не любишь, не жалеешь! -- сказал он громко. -- Я вас всех уважаю, черти драные! Я сильно без вас соскучился.

     У порога, в табачном дыму, всхлипнула гармонь -- кто-то предусмотрительный смотался за гармонистом. Взревели... Песня погибла. Вылезали из-за стола и норовили сразу попасть в ритм "подгорной". Старались покрепче дать ногой в половицу.

     Бабы образовали круг и пошли и пошли с припевом. И немая пошла и помахивала над головой платочком. На нее показывали пальцем, смеялись... И она тоже смеялась -- она была счастлива.

     -- Верка! Ве-ерк! -- кричал изрядно подпивший мужичок. -- Ты уж тогда спой, ты спой, чо же так ходить-то! -- Никто его не слышал, и он сам смеялся своей шутке -- просто закатывался.

     Мать Степана рассказывала какой-то пожилой бабе:

     -- Кэ-эк она на меня навалится, матушка, у меня аж в грудях сперло. Я насилу насилу вот так голову-то приподняла да спрашиваю: "К худу или к добру?" А она мне в самое ухо дунула: "К добру!"

     Пожилая баба покачала головой:

     -- К добру?

     -- К добру, к добру. Ясно так сказала: к добру, говорит.

     -- Упредила.

     -- Упредила, упредила, А я ишо подумай вечером-то: "К какому добру, -- думаю, -- мне суседка-то предсказала?" Только так подумала, а дверь-то открывается -- и он вот он, на пороге,

     -- Господи, господи, -- прошептала пожилая баба и вытерла концом платка повлажневшие глаза. -- Надо же!

     Бабы втащили на круг Ермолая. Ермолай недолго думая пошел вколачивать одной ногой, а второй только каблуком пристукивал... И приговаривал: "Оп-па, ат-та, оп-па, ат-та". И вколачивал и вколачивал ногой так, что посуда в шкафу вздрагивала.

     -- Давай, Ермил! -- кричали Ермолаю, -- У тя седня радость большая -- шевелись!

     -- Ат-та, оп-па, -- приговаривал Ермолай, а рабочая спина его, ссутулившаяся за сорок лет работы у верстака, так и не распрямилась, и так он и плясал -- слегка сгорбатившись, и большие узловатые руки его тяжело висели вдоль тела. Но рад был Ермолай и забыл все свои горести -- долго ждал этого дня, без малого пять лет.

     В круг к нему протиснулся Степан, сыпанул тяжкую, нечеткую дробь:

     -- Давай, тять...

     -- Давай -- батька с сыном! Шевелитесь!

     -- А Степка-то не изработался -- взбрыкивает.

     -- Он же говорит: им там хорошо было. Жрать давали...

     -- Там дадут -- догонют да еще дадут.

     -- Ат-та, оп-па!.. -приговаривал Ермолай, приноравливаясь к сыну.

     Плясать оба не умели, но работали ладно -- старались. Людям нравилось, смотрели на них с удовольствием,

     Так гуляли.

     Никто потом не помнил, как появился в избе участковый милиционер. Видели только, что он подошел к Степану и что-то сказал ему. Степан вышел с ним на улицу. А в избе продолжали гулять: решили, что так надо, наверно, явиться Степану в сельсовет -- оформить всякие там бумаги. Только немая что-то забеспокоилась, замычала тревожно, начала тормошить отца. Тот спьяну отмахнулся.

     -- Отстань, ну тя! Пляши вон.

     Вышли за ворота. Остановились.

     -- Ты что, сдурел, парень? -- спросил участковый, вглядываясь в лицо Степана.

     Степан прислонился спиной к воротному столбу, усмехнулся:

     -- Чудно? Ничего... Бывает.

     -- Тебе же три месяца сидеть осталось!

     -- Знаю не хуже тебя... Дай закурить.

     Участковый дал ему папиросу, закурил сам.

     -- Пошли.

     -- Пошли.

     -- Может, скажешь дома-то?.. А то хватятся...

     -- Сегодня не надо -- пусть погуляют. Завтра скажешь.

     -- Три месяца не досидеть и сбежать!.. -- опять изумился милиционер. -- Прости меня, но я таких дураков еще не встречал, хотя много повидал всяких. Зачем ты это сделал?

     Степан шагал, засунув руки в карманы брюк, узнавал в сумраке знакомые избы, ворота, прясла... Вдыхал знакомый с детства терпкий весенний холодок, задумчиво улыбался.

     -- А?

     -- Чего?

     -- Зачем ты это сделал-то?

     -- Сбежал-то? А вот -- пройтись разок... Соскучился. Сны замучили.

     -- Так ведь три месяца осталось! -- почти закричал участковый. -- А теперь еще пару лет накинут.

     -- Ничего... Я теперь подкрепился. Теперь можно сидеть. А то меня сны замучили -каждую ночь деревня снится... Хорошо у нас весной, верно?

     -- Н-да... -- раздумчиво сказал участковый.

     Долго шли молча, почти до самого сельсовета.

     -- И ведь удалось сбежать!.. Один бежал?

     -- Трое.

     -- А те где?

     -- Не знаю. Мы сразу по одному разошлись.

     -- И сколько же ты добирался?

     -- Две недели.

     -- Тьфу!.. Ну, черт с тобой, сиди.

     В сельсовете участковый сел писать протокол. Степан задумчиво смотрел в темное окно. Хмель прошел.

     -- Оружия нет? -- спросил участковый, отвлекаясь от протокола.

     -- Сроду никакой гадости не таскал с собой,

     -- Чем же ты питался в дороге?

     -- Они запаслись -- те двое-то...

     -- А им по сколько оставалось?

     -- По много...

     -- Но им-то хоть был смысл бежать, а тебя-то куда черт дернул?

     -- Ладно, надоело! -- обозлился Степан. -- Делай свое дело, я ж тебе не мешаю.

     Участковый качнул головой, склонился опять к бумаге. Еще сказал:

     -- А я, честно говоря, не поверил, когда мне позвонили. Думаю: ошибка какая-нибудь -- не может быть, чтоб на свете были такие придурки. Оказывается, правда.

     Степан смотрел в окно, спокойно о чем-то думал.

     -- Небось смеялись над тобой те двое-то? -- не вытерпел и еще спросил словоохотливый милиционер.

     Степан не слышал его.

     Милиционер долго, с любопытством смотрел на него. Сказал:

     -- А по лицу не скажешь, что дурак. -- И продолжал сочинять протокол.

     В это время в сельсовет вошла немая. Остановилась на пороге, посмотрела испуганными глазами на милиционера, на брата...

     -- Мэ-мм? -- спросила брата.

     Степан растерялся:

     -- Ты зачем сюда?

     -- Мэ-мм?! -- замычала сестра, показывая на милиционера.

     -- Это сестра, что ли? -- спросил тот.

     -- Ну...

     Немая подошла к столу, тронула участкового за плечи и, показывая на брата, руками стала пояснять свой вопрос: "Ты зачем увел его?!"

     Участковый понял.

     -- Он... он, -- показал на Степана, -- сбежал из тюрьмы! Сбежал! Вот так!.. -- Участковый показал на окно и показал, как сбегают. -- Нормальные люди в дверь выходят, а он в окно -- раз, и ушел. И теперь ему будет... -- Милиционер сложил пальцы в решетку и показал немой на Степана. -- Теперь ему опять вот эта штука будет! Два! -- Растопырил два пальца и торжествующе потряс ими. -- Два года еще!

     Немая стала понимать... И когда она совсем все поняла, глаза ее, синие, испуганные, загорелись таким нечеловеческим страданием, такая в них отразилась боль, что милиционер осекся. Немая смотрела на брата. Тот побледнел и замер -- тоже смотрел на сестру.

     -- Вот теперь скажи ему, что он дурак, что так не делают нормальные люди...

     Немая вскрикнула гортанно, бросилась к Степану, повисла у него на шее...

     -- Убери ее, -- хрипло попросил Степан. -- Убери!

     -- Как я ее уберу?..

     -- Убери, гад! -- заорал Степан не своим голосом, -- Уведи ее, а то я тебе расколю голову табуреткой!

     Милиционер вскочил, оттащил немую от брата... А она рвалась к нему и мычала. И трясла головой.

     -- Скажи, что ты обманул, пошутил... Убери ее!

     -- Черт вас!.. Возись тут с вами, -- ругался милиционер, оттаскивая немую к двери. -- Он придет сейчас, я ему дам проститься с вами! -- пытался он втолковать ей. -- Счас он придет!.. -- Ему удалось наконец подтащить ее к двери и вытолкнуть. -- Ну, здорова! -- Он закрыл дверь на крючок. -- Фу-у... Вот каких ты делов натворил -- любуйся теперь.

     Степан сидел, стиснув руками голову, смотрел в одну точку.

     Участковый спрятал недописанный протокол в полевую сумку, подошел к телефону.

     -- Вызываю машину -- поедем в район, ну вас к черту... Ненормальные какие-то.

    

... ... ...
Продолжение "Степка" Вы можете прочитать здесь

Читать целиком
Все темы
Добавьте мнение в форум 
 
 
Прочитаные 
 Степка
показать все


Анекдот 
Фотошоп - лучшее средство для проблемной кожи.
показать все
    Профессиональная разработка и поддержка сайтов Rambler's Top100