Вход    
Логин 
Пароль 
Регистрация  
 
Блоги   
Демотиваторы 
Картинки, приколы 
Книги   
Проза и поэзия 
Старинные 
Приключения 
Фантастика 
История 
Детективы 
Культура 
Научные 
Анекдоты   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Персонажи
Новые русские
Студенты
Компьютерные
Вовочка, про школу
Семейные
Армия, милиция, ГАИ
Остальные
Истории   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Авто
Армия
Врачи и больные
Дети
Женщины
Животные
Национальности
Отношения
Притчи
Работа
Разное
Семья
Студенты
Стихи   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Иронические
Непристойные
Афоризмы   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рефераты   
Безопасность жизнедеятельности 
Биографии 
Биология и химия 
География 
Иностранный язык 
Информатика и программирование 
История 
История техники 
Краткое содержание произведений 
Культура и искусство 
Литература  
Математика 
Медицина и здоровье 
Менеджмент и маркетинг 
Москвоведение 
Музыка 
Наука и техника 
Новейшая история 
Промышленность 
Психология и педагогика 
Реклама 
Религия и мифология 
Сексология 
СМИ 
Физкультура и спорт 
Философия 
Экология 
Экономика 
Юриспруденция 
Языкознание 
Другое 
Новости   
Новости культуры 
 
Рассылка   
e-mail 
Рассылка 'Лучшие анекдоты и афоризмы от IPages'
Главная Поиск Форум

Шоу, Ирвин - Шоу - Богач, бедняк (пер.И.Басавина)

Проза и поэзия >> Переводная проза >> Шоу, Ирвин
Хороший Средний Плохой    Скачать в архиве Скачать 
Читать целиком
Ирвин Шоу. Богач, бедняк

-----------------------------------------------------------------------

Irwin Shaw. Rich Man, Poor Man (1970). Пер. - И.Басавина.

В кн: "Ирвин Шоу. Богач, бедняк". М., "Правда", 1987.

OCR & spellcheck by HarryFan, 14 March 2001

-----------------------------------------------------------------------

Моему сыну

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1


    1945 год


    Мистер Доннелли, тренер школьной легкоатлетической команды, отпустил ребят раньше обычного, так как на площадку пришел отец Генри Фуллера и сообщил, что получил телеграмму из Вашингтона: брат Генри погиб на войне в Германии. Генри лучше всех в команде толкал ядро, и поэтому, выждав, пока Генри переоделся и ушел с отцом домой, мистер Доннелли свистком собрал ребят и объявил, что они могут расходиться - в знак уважения к Генри.

    Рудольф Джордах (лучший результат в беге с барьерами на двести двадцать ярдов) прошел в душевую. Бегал он сегодня мало и даже не успел вспотеть, но дома у Джордахов вечно не хватало горячей воды, и он никогда не упускал возможности помыться в душе при гимнастическом зале.

    Ребята в раздевалке говорили вполголоса и не валяли дурака, как обычно. Смайли, капитан команды, встал на скамейку и заявил, что, если будет устроена панихида, им всем следует скинуться на венок. Пятьдесят центов с носа вполне хватит, сказал он. По лицам парней сразу было видно, кто может выложить пятьдесят центов, а кто - нет. Рудольф не мог, но постарался сделать вид, что может. Предложение Смайли с энтузиазмом поддержали те ребята, которых каждую осень родители возили в Нью-Йорк и там закупали им одежду на целый учебный год. Рудольф носил то, что продавалось здесь же, в Порт-Филипе, в универмаге Бернстайна. Тем не менее одет он был всегда аккуратно и со вкусом: рубашка с галстуком, кожаная куртка, под ней свитер, коричневые брюки, оставшиеся от костюма (пиджак давно протерся на локтях, и Рудольф его больше не носил).

    Не задерживаясь, он быстро вышел из раздевалки. Ему не хотелось возвращаться домой ни с кем из ребят, потому что пришлось бы говорить о брате Генри Фуллера. Рудольф не особенно дружил с Генри: тот был туповат, как, впрочем, наверно, и положено быть толкателю ядра, и Рудольф не склонен был притворяться, выражая чрезмерное сочувствие.

    Держа учебники под мышкой, он шагал по выщербленному тротуару. Стояла ранняя весна. День был ветреный, но не очень холодный. На многих деревьях уже распустились первые листочки, а еще голые ветви пестрели набухшими почками.

    Школа располагалась на холме. Сверху Рудольф видел еще по-зимнему студеный Гудзон и шпили городских церквей, а чуть подальше, в южной части города, высилась труба завода "Кирпич и черепица Бойлана", где работала сестра Рудольфа, Гретхен. Вдоль реки тянулись рельсы железной дороги Нью-Йорк Сентрал. Порт-Филип имел весьма непривлекательный вид, хотя когда-то был красивым городком, где большие белые дома в колониальном стиле перемежались с массивными викторианскими каменными особняками. Промышленный бум двадцатых годов вызвал огромный приток рабочего люда в Порт-Филип, и город заполнили узкие, темные дома барачного типа. А затем разразившийся экономический кризис оставил без работы почти всех, построенные на скорую руку бараки опустели, и Порт-Филип, как недовольно говорила мать Рудольфа, превратился в сплошные трущобы. Это было не совсем так. В северной части города сохранилось много прекрасных больших домов и широких улиц.

    С войной сюда вновь пришло процветание. Кирпичный и цементный заводы работали теперь на полную мощность, и даже закрытые до этого кожевенная и обувная фабрики начали выполнять армейские заказы. Но шла война, и люди не обращали внимания на внешний вид города - у них хватало других забот, - и, пожалуй, никогда Порт-Филип не выглядел таким запущенным, как сейчас.

    "Найдется ли хоть один человек, готовый отдать жизнь ради того, чтобы защитить или, наоборот, захватить этот город, как отдал свою жизнь брат Генри Фуллера за безвестный городок в Германии?" - думал Рудольф, глядя сверху на залитое холодным солнцем беспорядочное скопление домов и улиц.

    Втайне, хотя и без особой надежды, Рудольф рассчитывал, что война продлится еще года два: через год ему исполнится семнадцать, и тогда он сможет записаться в добровольцы. Он представлял себя лейтенантом с серебряными нашивками, под пулеметным огнем противника ведущим взвод в атаку. Жаль, упразднили кавалерию. Было бы здорово мчаться на коне и на всем скаку разить саблей презренного врага.

    Конечно, дома он не осмеливался и заикнуться ни о чем подобном: стоило кому-нибудь в присутствии матери просто предположить, что война затянется и Рудольфа в конце концов заберут в армию, у нее тут же начиналась истерика.

    Он, как всегда, сделал крюк, чтобы пройти мимо дома мисс Лено. Она преподавала у них в школе французский. Поглядел на ее окно и пошел дальше.

    Он шагал по Бродвею, главной улице Порт-Филипа, что тянулась вдоль реки и переходила в автостраду Нью-Йорк - Олбани. Он мечтал завести собственную машину, вроде тех, что сейчас проносились по шоссе через весь город. Как только у него появится машина, он станет каждую неделю ездить на выходные в Нью-Йорк. Пока он еще не очень-то представлял себе, какие у него могут быть дела в Нью-Йорке, но знал, что ездить туда будет.

    Бродвей в Порт-Филипе - ничем не примечательная длинная улица, по обе стороны которой рядом с довольно большими магазинами готового женского платья, дешевых ювелирных изделий и спорттоваров уживались маленькие мясные и продовольственные лавки. Рудольф, как обычно, остановился перед витриной армейского магазина, где были выставлены рабочие ботинки, брюки и рубашки из грубой хлопчатобумажной ткани, карманные фонарики, складные ножи, а также рыболовные принадлежности, и долго глазел на тонкие, изящные спиннинги с дорогими катушками. Он рыбачил на реке, а когда открывался сезон ловли форели, ходил и на ручьи, но его рыбацкое снаряжение было весьма скромным.

    Пройдя короткий переулок, он свернул на Вандерхоф-стрит, она шла параллельно Бродвею и словно пыталась соперничать с ним - с таким же успехом бедняк в поношенном костюме и стоптанных башмаках мог делать вид, будто разъезжает на "кадиллаке". Магазины здесь были маленькими, товары на витринах - серыми от пыли, точно владельцы сами понимали: протирай их не протирай, все равно никому они не нужны. Многие витрины еще с начала тридцатых годов были заколочены досками. Накануне войны на Вандерхоф-стрит меняли канализацию, и, прокладывая траншеи, строители вырубили тенистые деревья, росшие вдоль тротуара, а посадить вместо них новые никто так и не удосужился. Улица была длинной, и, чем ближе подходил Рудольф к своему дому, тем больше открывались вокруг убожество и нищета.

    Мать стояла за прилавком, как всегда зябко кутаясь в шаль. Их булочная располагалась на углу, поэтому в ней было две витрины, и мать постоянно жаловалась на сквозняки. В витрине, выходившей на Вандерхоф-стрит, лежали пирожные и сладкие пироги. Раньше отец сам выпекал их в пекарне, занимавшей подвал под булочной, но с началом войны рассудил, что от этого больше хлопот, чем прибыли, и теперь каждое утро их доставляли Сюда на грузовике с хлебопекарного завода, а Аксель Джордах ограничивался выпечкой хлеба и булочек. Пироги, пролежавшие на витрине три дня, Аксель забирал домой, и их съедала семья.

    Войдя, Рудольф поцеловал мать, а она ласково потрепала его по щеке. Мать всегда выглядела усталой и постоянно щурилась, так как беспрерывно курила и дым попадал ей в глаза.

    - Почему ты сегодня так рано? - спросила она.

    - Сократили тренировку, - ответил он, но не объяснил почему. - Ты иди домой, я поработаю за тебя.

    - Спасибо, Руди, - сказала мать. - Хороший ты мой. - И поцеловала его. С ним она была очень ласковой, Ему хотелось, чтобы хоть изредка мать целовала его брата или сестру, но она никогда этого не делала. И он ни разу не видел, чтобы она целовала отца. - Я пойду приготовлю ужин.

    Жили они в этом же доме, прямо над булочной, двумя этажами выше. Мать, склонив седеющую голову и шаркая ногами, как старуха, прошла мимо витрины. Рудольфу порой не верилось, что ей едва перевалило за сорок.


    Джордахи ели на кухне. Семья собиралась вся вместе только за ужином: у Акселя из-за работы в пекарне был другой распорядок дня. Сегодня мать приготовила тушеную баранину. Несмотря на карточную систему, у них всегда было вдоволь мяса: отец дружил с мясником, тоже немцем, и тот не спрашивал с него карточек.

    Рудольфу было как-то неловко есть баранину с черного рынка в день, когда Генри Фуллер получил извещение о гибели брата. Но говорить с отцом о таких тонкостях не имело смысла, и Рудольф просто попросил положить ему поменьше мяса и побольше картошки с морковью.

    Брат Рудольфа, Томас, единственный блондин в семье - мать уже давно не назовешь блондинкой, - уплетал баранину с завидным аппетитом. Судя по всему, на душе у него было вполне спокойно. На год младше Рудольфа, он был таким же рослым, но гораздо шире в плечах. Старшая сестра Рудольфа, Гретхен, как всегда ела мало - следила за фигурой. Мать вообще едва притрагивалась к еде. Отец, крупный мужчина, сидевший за столом без пиджака, ел непомерно много и то и дело вытирал тыльной стороной ладони густые черные усы.

    Гретхен поднялась из-за стола, не дожидаясь десерта - вишневого пирога трехдневной давности. Она спешила в военный госпиталь на окраине города. Пять раз в неделю она дежурила там вечерами.

    - Смотри не позволяй солдатам себя лапать. У нас мало комнат, и детскую устроить будет негде, - напутствовал ее отец своей всегдашней грубой шуткой.

    - Па! - укоризненно сказала Гретхен.

    - Уж я-то знаю, - не унимался Аксель. - Так что гляди в оба.

    Гретхен такая аккуратная, красивая, порядочная, подумал Рудольф. Ему было неприятно, что отец говорит ей такое. Уж если на то пошло, она единственная в их семье хоть что-то делает для победы.

    После ужина Томас тоже ушел. Каждый вечер он где-то пропадал. Томас никогда не готовил никаких уроков и в школе получал только плохие отметки. Ему было на всех наплевать.

    Аксель Джордах прошел в гостиную почитать газету перед тем, как отправиться на ночь в подвал печь хлеб.

    Рудольф остался помочь матери. Она мыла посуду, а он вытирал. Если я когда-нибудь женюсь, подумал он, моей жене не придется мыть посуду.

    Потом мать собралась гладить белье, а Рудольф поднялся в их с Томасом комнату и сел за уроки. Он твердо знал одно: только учеба может избавить его от необходимости есть на кухне, выслушивать грубости отца и вытирать посуду - и поэтому готовился к любым экзаменам лучше всех в классе.


    "Может, стоит положить отраву в одну из булочек, - думал Аксель Джордах, вымешивая тесто. - Просто так, ради смеха. Проучить их. Один разок, сегодня. И посмотреть, кому достанется".

    Он отхлебнул дешевого виски прямо из горлышка. К утру бутылка будет почти пустой. Руки его по самые локти были в муке, лицо тоже запорошила мука, поскольку он поминутно вытирал ладонью потный лоб. Клоун, да и только, подумал он. В самый раз в цирке работать.

    Из окна, открытого навстречу мартовской ночи, в подвал лился влажный свежий запах реки - запах Рейна, - но воздух был раскален от жара печи. "Я уже в аду, - подумалось ему. - Поддерживаю адский огонь, чтобы заработать себе на хлеб и чтобы испечь свой хлеб. Пеку булочки в геенне огненной".

    Он подошел к окну и набрал в легкие воздуху. На широкой груди под мокрой от пота майкой напряглись сильные, разработанные с годами мышцы. Отсюда до Рейна четыре тысячи миль. Легендарная река, родная река Джордаха. Кельнский собор, стоит как прежде, а больше почти ничего не осталось. Аксель видел фотографий в газетах. Кельн - родной дом, любимая отчизна... Руины, перепаханные бульдозерами, знакомое зловоние мертвецов, погребенных под обвалившимися стенами. Почему так случилось именно с этим прекрасным городом?!

    Джордах задумался о своей молодости, потом плюнул в окно, в ту сторону, где текла эта, другая река. Где же она, невидимая германская армия? Сколько народу погибло! Он снова плюнул и облизал кончики поникших усов. Да здравствует Америка! Чтобы попасть сюда, ему пришлось убить человека. Еще раз глубоко вдохнув речкой воздух, Аксель, прихрамывая, отошел от окна.

    Кошка, лежавшая рядом с печью, смотрела на него. У кошки не было имени, об этом никто не позаботился. Ее держали в пекарне, чтобы она ловила мышей и крыс. Когда Акселю нужно было позвать ее, он просто говорил: "Кошка!" И кошка, наверное, думала, что ее так и зовут - Кошка. Ночь за ночью она непрестанно следила за ним. Раз в день кошка получала миску молока, а остальное пропитание должна была добывать сама. Кошка смотрела на Акселя так, что он был уверен: она мечтает стать громадной, как тигр, чтобы однажды броситься на него и хоть раз наесться досыта. Он открыл нагревшуюся до нужной температуры духовку и, морщась от ударившего в лицо жара, поставил первый за эту ночь противень с булочками.


    Наверху в узкой комнате Рудольф, разделавшись с уроками, писал по-французски любовное письмо мисс Лено.

    Закончив, он прочитал его, потом - первоначальный английский вариант. "...И наконец, я должен сказать Вам, дражайшая мадам, что, когда я случайно встречаюсь с Вами в школьном коридоре или вижу, как Вы в одиночестве бредете по улице в своем голубом пальто, у меня возникает страстное желание отправиться в ту далекую страну, из которой Вы к нам прибыли, и перед моими глазами встает пленительное видение: мы с Вами гуляем под руку по бульварам Парижа, только что освобожденного отважными солдатами Вашего отечества и моей страны. Ваш покорный слуга Рудольф Джордах".


    Он опять с удовольствием прочел французский перевод. Что и говорить. Хочешь выглядеть элегантным - пиши по-французски. Затем, не без сожаления, порвал оба листка в мелкие клочки. Он знал, что, конечно же, не пошлет мисс Лено никакого письма. До сегодняшнего вечера он уже шесть раз писал ей, но потом рвал письма, потому что она наверняка сочла бы его сумасшедшим и, чего доброго, нажаловалась бы директору школы. Ну и, кроме того, он, естественно, не хотел, чтобы отец, или мать, или Гретхен, или Том нашли в его комнате любовные письма - не важно, на каком языке.

    Рудольф встал из-за стола и взглянул на себя в маленькое неровное зеркало, висевшее над ветхим дубовым туалетным столиком. Он очень следил за своей внешностью и часто смотрелся в зеркало, отыскивая в своем лице черты человека, каким ему хотелось бы стать. Его прямые черные волосы всегда были зачесаны идеально гладко; время от времени он выщипывал редкий темный пушок на переносице. Чтобы не было прыщей, не ел сладкого. Приучал себя не хохотать во все горло, а лишь улыбаться, да и то не слишком часто. Был очень консервативен в выборе цвета одежды, упорно работал над походкой, стараясь держаться прямо и ходить не спеша, легким, скользящим шагом. Ногти он полировал, а раз в месяц сестра делала ему маникюр. Он избегал драк - ему вовсе не хотелось, чтобы его приятное лицо обезобразил перебитый нос, а длинные тонкие пальцы распухли в суставах. Чтобы держаться в форме, он занимался спортом. Когда хотелось полюбоваться природой и насладиться одиночеством, ходил на рыбалку и ловил на блесну, если кто-нибудь наблюдал за ним, а если вокруг никого не было - просто на червей.

    "Ваш покорный слуга", - сказал он по-французски, глядя на свое отражение в зеркале и стараясь походить на настоящего француза, - мисс Лено всегда выглядела истинной француженкой, обращаясь к классу по-французски.

    Он сел за маленький желтый столик, служивший ему письменным столом, придвинул к себе лист бумаги и попытался мысленно представить мисс Лено. Она была высокой, с узкими бедрами, тонкими стройными ногами и полной грудью, всегда торчавшей вперед, почти под прямым углом. Ходила на высоких каблуках, любила разные ленточки и щедро мазала губы. Вначале он нарисовал ее одетой. Лицо получилось не слишком похожим, и он добавил у висков по локону и заштриховал губы потемнее. Потом попробовал вообразить ее вообще без одежды. Изобразил нагой - мисс Лено сидела на высоком табурете и смотрелась в ручное зеркальце. Он порвал рисунок. Ему стало стыдно. Узнай кто-нибудь из родных, о чем он думает и чем занимается...

    Он начал раздеваться. Спальня матери была этажом ниже, и, чтобы мать не догадалась, что Рудольф еще не лег, он ходил по комнате в носках. Каждое утро ему приходилось вставать в пять часов и развозить на тележке, прицепленной к велосипеду, свежие булочки покупателям. И мать сетовала, что он не высыпается.


    На экране кинотеатра "Казино" Эррол Флинн убивал японцев направо и налево. Томас Джордах сидел в последнем ряду и жевал в темноте карамель из пакетика, который он выудил из автомата в фойе, опустив вместо монеты оловянную плашку. По части изготовления таких плашек он был большой мастер.

    - Подкинь-ка одну, старик, - попросил его Клод нарочито грубым голосом, каким гангстеры в кинофильмах просят новую обойму. Дядя Клода Тинкера был священником, и Клод, чтобы его из-за такого невыгодного родства не считали пай-мальчиком, старался произвести впечатление тертого парня. Том щелчком подбросил карамель в воздух. Клод поймал ее и начал громко чавкать. Ребята сидели, развалившись и положив ноги на спинки передних свободных кресел. Как всегда, они проникли в зал через окошко расположенного в подвале мужского туалета - решетку на окне они сорвали еще в прошлом году.

    Тому надоело смотреть фильм. Глядя, как Эррол Флинн с помощью различных видов оружия в одиночку уничтожает целый взвод японцев, он буркнул:

    - Фонус болонус.

    - На каком это языке вы говорите, профессор? - начал их обычную игру Клод.

    - На латыни, - ответил Том. - В переводе это означает - дерьмо.

    Какое глубокое знание иностранных языков! - покачал головой Клод.

    - Глянь-ка вон туда, - сказал Том. - Видишь того солдата с девчонкой?

    Через несколько рядов от них сидел в обнимку с девушкой какой-то солдат. Народу в зале было мало, и места вокруг парочки пустовали. Клод нахмурился.

    - Он слишком здоровый. Посмотри, какая у него шея.

    - Генерал, мы атакуем на заре, - торжественно произнес Том.

    - Загремишь в больницу, - предупредил Клод.

    - Хочешь на спор? - Том снял ноги со спинки кресла, встал и двинулся по проходу между рядами. Ноги в кедах бесшумно ступали по ветхому ковру, покрывавшему пол "Казино". Клод, долговязый парень с худыми руками-палками, острой беличьей мордочкой, длинным носом и мягкими влажными губами, неуверенно пошел следом. Он был близорук, и очки отнюдь не украшали его. Хитрый интриган, всегда действовавший исподтишка, он умел выходить сухим из воды, не уступая в изворотливости ловким адвокатам крупных корпораций. Он неизменно был одет в темный костюм с темным галстуком. Легкая сутулость придавала ему сходство с литератором, двигался он как-то виновато, неловко ставя ноги, и вообще производил впечатление обыкновенного тихони. Его недюжинная изобретательность в основном проявлялась в хулиганских затеях. Отец Клода работал главным бухгалтером на заводе "Кирпич и черепица Бойлана", а мать, кончившая женский колледж Святой Анны, возглавляла общественную комиссию, призванную содействовать набору в армию. Положение родителей, наличие дяди-священника плюс собственная безобидная и слегка отталкивающая внешность позволяли Клоду безнаказанно осуществлять свои каверзные замыслы.

    Том сел позади девушки, а Клод - позади солдата. У солдата была маленькая голова, но при этом он был высоким, широкоплечим, и его пилотка загораживала Клоду пол-экрана - приходилось вертеть шеей, чтобы хоть как-то следить за фильмом.

    - Говорю тебе, он очень здоровый, - прошептал Клод. - Небось фунтов сто семьдесят весит, не меньше.

    - Не дрейфь, - тоже шепотом ответил Том. - Начинай. - Голос его звучал уверенно, но он чувствовал, как у него подрагивают кончики пальцев и покалывает под мышками. Эти признаки сомнения и страха были ему знакомы и придавали еще большую остроту предвкушению удовольствия от конечной жестокой победы. - Ну, давай. Не сидеть же нам здесь всю ночь, - сердито прошептал он.

    - Как скажешь. Ты командир, - ответил Клод и, подавшись вперед, тронул солдата за плечо: - Извините, сержант. Не будете ли вы так любезны снять пилотку? Мне ничего не видно.

    - Я не сержант, - не оборачиваясь и не снимая пилотки, ответил солдат и продолжал тискать свою девчонку.

    С минуту ребята сидели молча. Они так давно, отработали в деталях свою провокационную тактику, что не было необходимости подавать друг другу какие-либо знаки. Теперь Том в свою очередь грубо похлопал солдата по плечу:

    - Мой друг вполне вежливо попросил вас снять пилотку. Вы мешаете ему смотреть фильм. Если вы не снимете пилотку, мы будем вынуждены позвать администратора.

    - Вокруг полно свободных мест. Если твой друг хочет смотреть кино - пусть пересядет, - раздраженно, ерзая в кресле, ответил солдат.

    - Заводится, - шепнул Том. - Жми дальше.

    Клод снова дотронулся до плеча солдата:

    - У меня редкая глазная болезнь. Я вижу только отсюда. Если я пересяду, у меня перед глазами все поплывет и я не отличу Эррола Флинна от Лоретты Янг.

    - Сходи к окулисту, - посоветовал солдат. Девушка расхохоталась. Солдат тоже заржал, довольный своим остроумием.

    - Нехорошо смеяться над чужим несчастьем, - возмутился Том.

    - Особенно сейчас, когда идет война и вокруг столько героев-инвалидов, - подхватил Клод.

    - Какой же вы после этого американец? - В голосе Тома зазвенели патриотические нотки. - Я вас спрашиваю: какой вы после этого американец?

    - А ну валите отсюда, ребята, - обернулась к ним девушка.

    - Должен вас предупредить, сэр, вы будете лично отвечать за слова вашей приятельницы, - сказал Том.

    - Не обращай на них внимания, Анжела, - высоким тенором сказал солдат.

    Некоторое время ребята молчали, потом Том пискливо крикнул, подражая японцу:

    - Моряк, сегодня вечером твой умирай! Американский собака, сегодня вечером моя отрежет тебе...

    - Попридержи свой паршивый язык, - повернул к нему голову солдат.

    - Готов поспорить, он храбрее Эррола Флинна, - не унимался Том. - У него дома целый ящик медалей, но он их не носит из скромности.

    Солдат разозлился по-настоящему:

    - Заткнетесь вы наконец или нет? Мы пришли смотреть кино.

    - А мы - потискаться. - И Том нежно потрепал Клода по щеке.

    - Обними меня покрепче, дорогой, - театрально простонал Клод. - Я вся горю!

    - Ну, хватит! - взорвался от возмущения солдат. - Убирайтесь отсюда!

    Несколько человек в зале обернулись и зашикали.

    - Мы заплатили деньги за эти места и никуда не уйдем, - заявил Том.

    - Это мы еще посмотрим. Я позову билетера. - Солдат встал. Ростом он был около шести футов.

    - Сядь, Сидней. Наплюй на этих сопляков, - сказала девушка.

    - Я уже говорил тебе, Сидней, ты лично ответишь за слова своей приятельницы. Предупреждаю в последний раз, - сказал Том.

    - Билетер! - на весь зал крикнул солдат, повернувшись лицом к последнему ряду, где под светящимся табло "Выход" одиноко дремал человек в потертой форме с позументами.

    - Ш-ш-ш, - послышалось со всех сторон.

    - Вот это настоящий воин! - заметил Клод. - Он уже зовет подкрепление.

    - Что здесь происходит? - подходя к ним, спросил билетер, человек лет сорока с усталым, изможденным лицом. Днем он работал на мебельной фабрике, а вечерами в "Казино".

    - Выведите их отсюда, - потребовал солдат. - Они ругаются в присутствии женщины.

    - Я только попросил его снять пилотку, верно ведь, Том? - сказал Клод.

    - Совершенно верно, - подтвердил тот. - Простая вежливая просьба. У него редкая глазная болезнь.

    - Чего-чего? - озадаченно переспросил билетер.

    - Если вы сейчас же не выведете их отсюда, будут неприятности, - пригрозил солдат.

    - А почему бы вам, ребята, не пересесть на другое место? - спросил билетер.

    - У нас свободная страна, - заявил Том. - Платишь деньги и садишься, где хочешь. Он думает, он кто? Адольф Гитлер? Тоже мне шишка! Напялил военную форму и задается! Держу пари, он ни одного японца и в глаза не видел. А теперь приперся сюда и подает плохой пример американской молодежи - у всех на виду тискает девушку. А еще в форме!

    - Если вы сейчас же их не выведете, я их измордую, - глухо произнес солдат, сжимая кулаки.

    - Ты оскорбил человека, я слышал собственными ушами, - сказал билетер Тому. - В нашем кинотеатре это не пройдет. Убирайся!

    Теперь уже возмущался почти весь зал. Билетер нагнулся и схватил Тома за рукав. Почувствовав его сильную руку. Том понял - с этим типом связываться не стоит. Он встал:

    - Идем, Клод, - и, обращаясь к билетеру, добавил: - Хорошо, мистер, мы уйдем. Мы не хотим скандала. Но вначале верните нам деньги за билеты.

    - И не надейтесь.

    - Я знаю свои права, - снова усаживаясь на место, заявил Том и, заглушая пушечную стрельбу на экране, звонко крикнул на весь зал: - Ну, давай, бей меня, скотина!

    - Ладно-ладно, - вздохнул билетер, - отдам я вам ваши деньги, только катитесь отсюда поскорее.

    Ребята поднялись. Том с улыбкой посмотрел на солдата:

    - Я тебя предупреждал. Буду ждать на улице.

    - Иди скажи своей мамочке, пусть сменит тебе пеленки, - ответил солдат, тяжело опускаясь в кресло.

    В фойе билетер из собственного кармана выдал каждому по тридцать пять центов и взял с ребят расписки, чтобы потом предъявить их владельцу кинотеатра. Том подписался фамилией учителя алгебры, а Клод - фамилией президента банка, с которым имел дело его отец.

    - И чтобы я вас больше здесь не видел! - пригрозил билетер.

    - Это общественное место, - сказал Клод. - Только попробуйте не пустить! Будете отвечать перед моим отцом.

    - А кто твой отец? - с беспокойством спросил билетер.

    - Придет время - узнаете, - угрожающе ответил Клод.

    Ребята торжественным шагом вышли из фойе. На улице они хлопнули друг друга по спине и разразились громким хохотом. До конца картины оставалось полчаса. Они зашли в соседнюю закусочную и на деньги, полученные от билетера, заказали по куску пирога и по чашке кофе. Радио за стойкой было включено, и комментатор говорил о вероятном решении верховного немецкого командования отвести войска к Альпам, чтобы стоять там насмерть.

    Том слушал, недовольно скривив по-детски круглое лицо. Он ничего не имел против войны как таковой, но его тошнило от всех этих идиотских разглагольствований о самопожертвовании, идеалах и "наших храбрых ребятах".

    - Эй, красотка, - окликнул он официантку, сидевшую за стойкой и полировавшую ногти, - вы не могли бы завести какую-нибудь музычку? - Он был по горло сыт патриотизмом, которым его пичкали дома Рудольф и Гретхен.

    - Разве вас не интересует, кто победит в этой войне? - лениво взглянув на ребят, спросила официантка.

    - А у нас белые билеты. Редкая глазная болезнь, - ответил Том, и они с Клодом снова громко захохотали.


    Когда сеанс окончился, они уже поджидали у дверей кинотеатра. Зрители начали выходить. Том сохранял самообладание и стоял совершенно неподвижно. А Клод с потным и побледневшим от возбуждения лицом нервно расхаживал по тротуару.

    - Ты уверен? Ты абсолютно уверен? - то и дело спрашивал он Тома. - Уж слишком этот гад здоровенный. Я хочу, чтобы ты был абсолютно в себе уверен.

    - За меня не беспокойся, - сказал Том. - Главное, держи толпу на расстоянии. Мне нужно место, чтобы развернуться. - И, прищурившись, добавил: - А вот и он.

    Солдату на вид было года двадцать два - двадцать три. Лицо рыхлое, угрюмое. Он был полноват для своих лет, и гимнастерка слегка оттопыривалась на преждевременно появившемся брюшке. Тем не менее он производил впечатление крепкого парня. Том загородил ему дорогу.

    - Это опять ты, - раздраженно буркнул солдат. На секунду остановился, затем, толкнув Тома грудью, двинулся дальше.

    - А ты не толкайся, - хватая его за рукав, сказал Том. - Все равно не уйдешь.

    Солдат изумленно замер и смерил его взглядом. Том был по меньшей мере дюйма на три ниже его, этакий белокурый ангелочек в старом синем свитере и кедах.

    - А ты для своего роста бойкий малыш, - заметил солдат. - Ладно, не путайся под ногами. - И он отстранил его рукой.

    - Кто ты такой, чтобы толкаться, Сидней? - Том резко ткнул его ладонью в грудь. Вокруг начал собираться народ. Солдат покраснел от злости:

    - Убери руки, малыш, а то я сделаю тебе больно...

    - Чего это ты, мальчик? - удивилась девушка. Перед выходом из кинотеатра она успела снова накрасить губы, но на подбородке у нее оставались размазанные следы от помады. Любопытство обступивших их людей было ей неприятно. - Если ты решил пошутить, то это вовсе не смешно.

    - Это не шутка, Анжела, - ответил Том. - Я требую, чтобы он извинился.

    - Извинился? За что? - недоуменно спросил солдат, обращаясь к собравшейся толпе. - Эти парни, наверно, с приветом.

    - Или ты извинишься за то, что твоя девушка сказала нам в кино, или пеняй на себя, - твердо сказал Том.

    

... ... ...
Продолжение "Богач, бедняк (пер.И.Басавина)" Вы можете прочитать здесь

Читать целиком
Все темы
Добавьте мнение в форум 
 
 
Прочитаные 
 Богач, бедняк (пер.И.Басавина)
показать все


Анекдот 
Офицер обращается к новобранцу из строя: - Как фамилия?

- Украинец

- Я тебя спрашиваю, как фамилия твоя!!!

- Украинец.

- Да фамилия, ты понимаешь по-русски или нет???!!!

- Да Украинец моя фамилия!
Офицер (подозрительно) - Тааак... национальность?

- Белорус.

- Ты что гад издеваешься?!!!!!!!!
показать все
    Профессиональная разработка и поддержка сайтов Rambler's Top100