Вход    
Логин 
Пароль 
Регистрация  
 
Блоги   
Демотиваторы 
Картинки, приколы 
Книги   
Проза и поэзия 
Старинные 
Приключения 
Фантастика 
История 
Детективы 
Культура 
Научные 
Анекдоты   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Персонажи
Новые русские
Студенты
Компьютерные
Вовочка, про школу
Семейные
Армия, милиция, ГАИ
Остальные
Истории   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Авто
Армия
Врачи и больные
Дети
Женщины
Животные
Национальности
Отношения
Притчи
Работа
Разное
Семья
Студенты
Стихи   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Иронические
Непристойные
Афоризмы   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рефераты   
Безопасность жизнедеятельности 
Биографии 
Биология и химия 
География 
Иностранный язык 
Информатика и программирование 
История 
История техники 
Краткое содержание произведений 
Культура и искусство 
Литература  
Математика 
Медицина и здоровье 
Менеджмент и маркетинг 
Москвоведение 
Музыка 
Наука и техника 
Новейшая история 
Промышленность 
Психология и педагогика 
Реклама 
Религия и мифология 
Сексология 
СМИ 
Физкультура и спорт 
Философия 
Экология 
Экономика 
Юриспруденция 
Языкознание 
Другое 
Новости   
Новости культуры 
 
Рассылка   
e-mail 
Рассылка 'Лучшие анекдоты и афоризмы от IPages'
Главная Поиск Форум

Шоу, Ирвин - Шоу - Пестрая компания

Проза и поэзия >> Переводная проза >> Шоу, Ирвин
Хороший Средний Плохой    Скачать в архиве Скачать 
Читать целиком
Ирвин Шоу. Пестрая компания

---------------------------------------------------------------

Перевод: Л.Каневский

OCR: City

---------------------------------------------------------------

Сборник рассказов

В ПЛЕНУ У БЕССОННИЦЫ


     Кэхилл вошел в тихий дом, бесшумно прикрыв за собой дверь. Повесив шляпу и пальто, с удовольствием втянул сырой ночной запах, исходящий от его одежды; сразу заметил записку на телефонном столике и тут же узнал старательный, корявый почерк горничной -- он всегда его забавлял, стоило лишь увидеть.

     "Вам звонил мистер Ривз,-- прочитал он.-- Ему нужно поговорить с вами. Он говорит, что это очень важно".

     Кэхилл направился к телефону, стоявшему под большим зеркалом; взглянул на ходу на часы: уже второй час ночи, поздно беспокоить кого-то звонками. Можно подождать до утра -- не горит. Он разглядывал себя в мутном стекле зеркала, с удовлетворением отмечая, что лицо у него, как и прежде, худое, моложавое и глаза, несмотря на три стакана, осушенные во время встречи вечером, не налились кровью. Вот только седина на висках становится все заметнее и морщины под глазами никуда не пропадают. Подумал, меланхолично вздохнув: "Да, стареем, стареем..."

     Выключив в холле свет, поднялся наверх. Крупный, грузный мужчина, он довольно грациозно, легко поднимался по устланной мягким ковром лестнице своего дома. Приятно прикасаться к отполированной глади поручня, вдыхать сложные, стойкие ароматы жилого помещения, притихшего в чуткой тишине: лимонный запах полировки для мебели, осеннее благоухание хризантем, доносящееся из гостиной, тонкие духи жены, разливающиеся по всему дому.

     Проходя мимо соседних дверей -- за ними спят его сын и дочь -- подумал в эту секунду о своей темноволосой семнадцатилетней девочке, которая мирно спит сейчас в своей кровати под теплым стеганым одеялом, а ее рот уже почти взрослой женщины все еще сохраняет во сне привычные детские черты. На ходу, подчиняясь нахлынувшим сентиментальным чувствам, провел кончиками пальцев по дощатой двери. За дверью сына раздается, он ясно слышит, его глухое мычание во сне, потом -- его голос: "На перехват! На перехват!" Вот все смолкло... Кэхилл широко улыбнулся, -- интересно, сколько спокойных, а порой и тревожных снов о зеленых полях и солнечных днях посещают его пятнадцатилетнего ребенка? Вот он, скряга Кэхилл, минует двери, за которыми в эту полночь спрятаны его сокровища...

     А теперь -- прямо в ванную и там раздеться, чтобы не беспокоить спящую жену. Надев пижаму и шлепанцы, он с минуту постоял перед аптечкой, раздумывая, стоит ли принять успокоительное для желудка, выписанное ему во вторник доктором Мэннерсом; он задумчиво погладил живот. Брюшко, конечно, есть, ничего не скажешь, вот уже лет семь или даже восемь, но он все равно чувствует себя хорошо, на здоровье особенно не жалуется. Черт с ним, пора отказаться от тирании таблеток!

     Не став прибегать к помощи медицины, погасил свет в ванной и, стараясь ступать неслышно, направился в спальню. Сел на край своей кровати, сбросил шлепанцы и теперь ходил по-домашнему, свободно, глядя на спящую на соседней кровати жену. Даже не шевельнется... Тусклый лунный свет проникает через зашторенные окна, ясно очерчивает ее голову на подушке... Крепко спит, не отреагировала даже, когда он нечаянно задел рукой подставку лампы на спальном столике, издавшую глухой металлический звук. Как молода, красива и кажется такой беззащитной при этом приглушенном свете... Кэхилл скорчил недовольную гримасу, заметив, что жена в бигуди,-- оставила лишь одну свободную прядь, видимо в качестве супружеской приманки. Да, только женщина слишком уверенная в своем муже может позволить себе постоянно лежать по ночам в этих неприглядных металлических трубочках... Залезая под простыню, он улыбнулся этой показавшейся ему забавной мысли: так чувства его к ней не увяли, не ослабли...

     Под одеялом его всего медленно обволакивала желанная теплота, и он блаженно вытянулся, чувствуя, как постепенно расслабляются мышцы после долгого, утомительного трудового дня. Шторы, облитые лунным светом, мягко шуршат на окнах... Его охватывает хрупкая, приятная дрема... Сын и дочь спят там, за стеной их спальни,-- спят крепко, как и полагается молодым, и ничто не нарушит их сна. Первая лекция у него завтра утром в девять. Рядом спит жена, в этих смешных бигуди... Вряд ли что-нибудь может помешать их счастливому браку. На встрече он говорил довольно хорошо, и профессор Эдвардс, заведующий кафедрой, потом даже зашел к нему, похвалил. На второй лекции по философии завтра утром, ровно в двенадцать, его будут слушать три самых способных студента колледжа -- двое юношей и девушка, довольно красивая; все они не скрывают, как обожают его, и постоянно цитируют его фразы, когда занятия с ними проводят другие преподаватели.

     Кэхилл зашевелился под одеялом в полудреме, приятные образы тянулись чередой в его засыпающем мозгу. Завтра хорошая, ясная погода -- судя по метеосводке в газете. И он наденет свой новый твидовый костюм...

     Уже почти совсем засыпая, вспомнил вдруг о записке Джо Ривза, подумал с раздражением: что значит "очень важно", что там такого особенно спешного? Беспокойно задергался, прогоняя сон и чувствуя, что снова бодрствует. Но, услыхав ровное дыхание жены с соседней кровати, умиротворенный, и сам заснул.


     Сирена, скорее всего, загудела еще до того, как Кэхилл проснулся; она грубо ворвалась в его сон. Вдруг он снова увидал себя в Лондоне, в холодном помещении для постоя; самолеты пикируют у него над головой, строчат пулеметы... Вновь его преследовало старое, знакомое ощущение: гибнут в своих горящих домах его соседи на улице за окном... Слабо постанывая, он весь дрожал под одеялом и простыней, рассчитывал во сне, что к утру не погибнет, и через какое-то время окончательно проснулся...

     Устремил невидящий взор на темный потолок, чувствуя, как ничем не объяснимый пот выступил по всему телу. Что такое, что стряслось? Потом до него вдруг дошло, что он у себя дома, лежит в своей постели; война давно кончилась. Визжащая сирена доносилась с улицы -- наверно, полицейский автомобиль; его вызвали, чтобы расследовать кражу со взломом или доставить валяющегося на тротуаре пьяницу домой. Эхо от этого воя отражалось от не тронутых злоумышленником домов, от лужаек перед ними, с вытоптанной травой...

     Покачал головой -- его раздражала собственная нервозность; снова посмотрел через комнату на жену: все спит -- крепко, не шевелясь, ровно дыша, вытянув руки по швам; бигуди в волосах не мешают ей лежать на подушке, и до ее сознания не долетают истошные звуки сирен и горькие воспоминания о них...

     Вот теперь он действительно проснулся и теперь лежит, дрожа всем телом. До него долетает любой звук, он его отчетливо слышыт, и каждый имеет свою особенность: ветерок ритмично шевелит накрахмаленные, хрустящие шторы на окнах; легко поскрипывают лестницы, подчиняясь многолетнему гнету старых домов; урчат где-то далеко переключаемые в коробке скорости грузовика -- он проезжает уличный перекресток и тревожит в радиусе целой мили всех, кто мучается бессонницей; и даже спокойные вдохи и выдохи жены, их никак не назовешь храпом, действуют ему на нервы, как громкие удары маятника, что не останавливается ни на час, ни на ночную минуту, напоминая всем страдальцам, ворочающимся с боку на бок, лишенным сна, что бессонница завтра наверняка отзовется непереносимой дневной усталостью...

     Бросил взгляд на фосфоресцирующие стрелки часов на спальном столике: половина пятого; вновь тяжело опустил голову на подушку. Уже поздно принимать таблетку снотворного. Примешь -- будешь весь день сонным, словно под действием наркотика: времени как следует выспаться под ее воздействием уже не остается. Вездесущая проблема современной цивилизации эта постоянно бьющая молоточком в висок мысль: уже поздно принимать таблетку снотворного... а может, напротив, рано? Как это скажется на организме завтра утром? Хуже будет или лучше -- кто знает? По всей стране отяжелевшие, сонные, нервно дрожащие руки нашаривают в темноте часы, а в усталой голове ведется подсчет... Таблетка прекратит свое действие через шесть часов, а вставать ему уже через четыре. Сон -- первейший природный ресурс, который так быстро исчерпывается современным человеком. Эрозия нервной системы... ее не остановить никаким громким проектом, частным или общественным -- все равно!

     Лежит он весь напрягшись, превозмогая неприятные ощущения во всем теле... Веки налились усталостью, глаза словно засыпало песком -- приходится часто моргать и энергично тереть их ладонями. Под одеялом тепло, но сырой ветер, долетающий из окна, неприятно холодит лоб... Мускулы правой ноги сдавило судорогой -- ощущение такое, что сухожилие от лодыжки до колена за одну ночь сильно укоротилось... В желудке, по самой диафрагме, донимают мелкие спазмы... Положил на это место ладонь и явственно почувствовал вызываемые недомоганием хаотичные вздрагивания. К горлу подкатывает выпитое накануне виски, теперь уже кислое и противное. Все дело в этой проклятой сирене -- как ему было хорошо до нее...

     Вновь вспомнил об этой треклятой записке. Если Джо Ривз звонил так неожиданно, значит, стряслось что-то серьезное. Что-то он не припомнит другого случая, когда Ривз звонил и оставлял для него сообщение по телефону. Еще на заре своей студенческой карьеры Джо решил стать человеком цивилизованным, вежливым, непосредственным, и его привычка все воспринимать не торопясь, легко и серьезно с годами лишь укреплялась. Но что за спешка заставила его передать такую просьбу -- позвонить даже в час ночи? В конце концов, они чуть ли не ежедневно видятся с Джо за ланчем. Любое дело можно отложить до завтрашнего полудня. Конечно, если это не что-то из ряда вон выходящее...

     Кэхилл все ворочался в постели, стараясь не открывать глаз,-- может, ему удастся обмануть сон, попасть в объятия этого капризного Морфея...1 Ну вот, теперь он все время будет гадать, что произойдет завтра... Нет, бездумная пустота в голове так и не появляется, несмотря на все его усилия. Как это ни прискорбно, он вдруг вспомнил, что у Джо имеется веская причина срочно ему позвонить,-- где-то в глубине подсознания он ожидал и опасался этого. Вот уже двенадцатый день, если не больше, он который раз спрашивал себя, слышал ли Джо, что он, Кэхилл, говорил о нем в клубе факультета. С тех пор он терзался чувством вины, ему было очень за себя стыдно. Даже оправдание -- ссылка на то, что хватил лишнего,-- не успокаивает. Во время дискуссии по поводу причин популярности Джо среди студентов Кэхилл неосторожно и неосмотрительно, не пощадив его самолюбия, бросил: "Джо Ривз очаровывает своих студентов? Очень просто: да, он внушает им, мол, они очень многому учатся у него благодаря его обширным знаниям в экономике. А на самом-то деле только усваивают тайны очарования Джо Ривза". Глупо, конечно, такое сморозить,-- хотя, как известно, в каждой шутке есть доля правды; между прочим, присутствовавшие при этом Ллойд и Эвартс злобно хихикали над его замечанием.

     Да-да, последние две недели Джо, кажется, довольно холодно к нему относился,-- наверняка эту реплику ему передали, что почти неизбежно в студенческом городке, где все друг друга хорошо знают. Скверно, надо признаться, очень скверно! Они с Джо Ривзом близкие друзья уже больше двадцати лет; сейчас-то их дружеские отношения носят, скорее, формальный характер, не то, что в молодости (ну кто, в самом деле, сохраняет с другом прежние отношения после женитьбы), и все равно это глупость, опрометчивость с его стороны -- так рисковать, позволять себе подобные замечания за стаканчиком виски.

     К тому же он, Кэхилл, вовсе не такого мнения о Джо. Пусть он человек несколько поверхностный, спорить здесь нечего (особенно это проявляется в последние годы, когда ему сопутствует успех буквально во всем: президенты университетов его любят, жены факультетских коллег и студенты -- тоже), но под этой маской скрывается и проницательность, и здравый смысл, и инстинктивное представление о чести,-- все, что, несомненно, и притягивает его к Джо в первую очередь.

     Скорее всего, в нем говорила ревность, и он чувствовал свой промах. Позволительно ли взрослому человеку с такой легкостью делать подобные язвительные замечания? Вероятно, Ривз узнал об этом на следующее же утро, и в течение двух недель размышлял над ним, и, конечно, злился все больше, и, наконец, сегодня вечером его так допекло, что он решил раскрыть карты. Ведь Кэхилл не станет отрицать, что говорил такое; но ни за что не признается, что в нем на какой-то миг возобладала ревность... Такое признание означало бы только одно -- конец многолетней дружбе! Джо, несмотря на всю показную уверенность в себе, ужасно раним и тщеславен -- он не прощает нанесенных ему оскорблений...

     А что означает для него, Кэхилла, разрыв с Джо? Вместе они учились в колледже, путешествовали по странам Европы; одалживали при необходимости друг другу деньги, книги, галстуки; не скупились на взаимные советы; вместе праздновали, отмечали разные события; вместе скорбели и переживали счастливые минуты... Даже сейчас раз или два в неделю встречаются, и с женами обедают дома, в непринужденной обстановке, и это приятно: если и не совсем искренне, зато такие встречи не дают им забыть о своей счастливой, будоражащей молодости. И вот теперь, из-за какой-то легкомысленной фразы, из-за дурацкого ядовитого замечания все идет насмарку!

     С горечью в сердце он уставился в потолок. Да, во всем виноват его острый язык -- с годами он развязывается все больше, превращается в губительную силу. Дай только любителю потрепаться шанс -- и он своим помелом наломает дров, как пить дать!

     Накрахмаленные шторы поскрипывают на окнах от легкого ветерка -- этот звук эхом отзывается в его сознании... Да нет, само собой, Джо еще ничего не слыхал... Оставил сообщение по телефону... Ну и что же? Для этого может быть куча иных причин. Вот только каких? Джо долгое время самым неразрывным образом связан с его жизнью, со многими людьми, прошлыми событиями, с проблемами и обещаниями в настоящем. Это может касаться всего на свете: его жены, детей, работы, здоровья, финансового положения -- да чего угодно...

     Эдит слегка зашевелилась на соседней кровати, чуть слышно вздохнула во сне, не чуя собственного дыхания, не представляя себя в эту секунду... вот ее сопение громче, это был уже почти легкий храп... Кэхилл смотрел на ее затемненное ночными тенями лицо: спит, отдыхает, ни о чем не тревожится... На ее спокойном лице нельзя прочитать ничего,-- ни малейшей попытки помочь ему в его ночном бдении она бы не сделала... Вдруг он почувствовал к ней неприязнь, недоверие. Подумать только, так спокойно, так бессознательно счастлива, в то время как муж ее лежит с открытыми глазами, переживает угрызения совести... Да это не что иное, как полное самоустранение, молчаливая неверность, что-то вроде беспечной жестокости...

     Кэхилл холодно разглядывал жену. Поразительно моложавое лицо! А ведь ей уже тридцать восемь,-- можно сказать, сороковник! Легкомыслие -- вот что сохранило ей молодость. Возрасту требуется определенная работа мыслей и чувств, они и закладывают морщины на лице, но Эдит?.. По-прежнему красива, привлекательна, несмотря на эти бигуди и сеточку на голове. Почему она так рьяно заботится о своем внешнем виде? Не ради него, и говорить нечего! Может, у нее есть другой мужчина? Да разве об этом узнаешь? Лекции он читает и в других студенческих городках и часто отлучается из дома. Когда он отсутствует, она проводит время так, как ей хочется, и никто не имеет права задавать ей вопросы сомнительного характера. А что, если Джо хотел что-то сказать ему по этому поводу -- сообщить нечто не терпящее отлагательства?

     Невольно он вспомнил о вечере неделю назад в гостях у Кромвеллов. Вышел на темное крыльцо, а там сидят, очень близко друг к другу, Эдит и Джо, тихо перешептываются о чем-то. Внезапное появление Кэхилла, кажется, сильно смутило обоих. Эдит даже вздрогнула. Довольно стандартная шутка,-- мол, застал их на месте преступления,-- по сути дела, ничего не объяснила и обстановку не разрядила. Кэхиллу пришлось немного поволноваться, но потом он забыл об этом инциденте, решив не придавать ему никакого значения. У Джо с Эдит сотни причин, чтобы тихо, без свидетелей беседовать вдвоем -- никакого криминала.

     Отношения у них всегда были дружеские, с самого начала. Даже неизменно целуются при встрече, вдруг вспомнил Кэхилл. А почему, собственно говоря? Сам он, например, никогда не целует жену Джо,-- ну, разве что торжественно и церемонно -- по поводу сочельника или дней рождения. Вообще в современном мире все слишком много себе позволяют в отношении этих взаимных поцелуев. Черт бы их подрал! Все эти хитрые, далекие от полной невинности объятия супружеских пар на глазах у всех, -- в них часто проскальзывает приглашение к интиму и мало ли там еще к чему?

     Ну а если взглянуть на все беспристрастными, холодными глазами, Джо вполне готов для подобного эксперимента. У него с женой далеко не все шло как по маслу. Она утомляла его, действовала ему на нервы, и этого не скрыть от посторонних глаз. Джо часто затевал с ней ссоры, и у гостей порой складывалось впечатление, что незадолго до их приезда она горько плакала. Кроме того, довольно часто уезжала на Средний Запад погостить в своей семье и пропадала там довольно долго. Ни одна счастливая в браке женщина не похвастается такой нарочитой привязанностью к отцу с матерью. Когда наступали продолжительные периоды вновь обретенной холостяцкой жизни, одному Богу известно, чем занимался Джо.

     К тому же, вспоминал Кэхилл, Джо и в молодости далеко не был примерным холостяком и, если судить по его словам, с тех пор не сильно изменился в лучшую сторону. А вот еще подозрительная деталь: Эдит, насколько он помнит, постоянно смеялась его шуточкам. Все это наводит на печальные размышления,-- ничуть не способствует сохранению чистоты ее репутации; между прочим, его, Кэхилла, шуткам она почти никогда не смеется... Правда, его никак не назовешь остроумным, но ей-то пора бы к этому привыкнуть -- за восемнадцать лет совместной жизни. На одно мгновение ему стало не по себе -- он не остроумен; пожалуй, сейчас, в сорок этот факт для него еще более прискорбен, ибо теперь он это честно осознает. В молодости он отличался куда более высоким мнением о себе. Эдит тогда нравились его шутки, она смеялась, да и другие тоже. Теперь-то он вполне отдает себе отчет, что дело было вовсе не в его остроумии, а просто в молодости, которой свойственны хорошее настроение и веселость... Только они и создавали вокруг него легкую, располагающую атмосферу.

     Теперь все это уже в далеком прошлом, нечего притворяться. Его стезя -- становиться как можно незаметнее, серьезнее, солиднее... Пусть те, кто не лишены к тому таланта, занимаются всякими там шуточками. Ривз, с его актерскими, выгнутыми дугой бровями, с его умением подавать слушателям всякую легковесную чепуху... Блистает в гуще гостей на вечеринках, окруженный смешливыми молодыми людьми -- любителями позубоскалить. Конечно, нельзя не признать -- он просто призван нравиться красивым женщинам, обречен на мужскую привлекательность. От этой мысли Кэхилл только мрачнел. К тому же Ривз такой худощавый, подтянутый и по-молодому стройный, хотя никогда в жизни не занимался спортом. У Бога отвратительная привычка -- все сокровища складывать в одну корзину. Если все объективно взвесить, женщину, которая предпочла бы Кэхилла Джо Ривзу, можно назвать только чокнутой.

     Припомнились ему все истории, какие приходилось слышать на протяжении многих лет, о хороших друзьях, меняющихся женами. Один военнослужащий, возвратившись в Америку с фронта в Европе, увидел на пристани встречавших его брата и свою жену: те обрадовали его потрясающей свежей новостью -- они любят друг друга и намерены пожениться, но не могут без его разрешения... Ну а он, Кэхилл, какое разрешение должен дать Джо Ривзу и своей жене, мирно спящей сейчас рядом с ним? А может, они и без него уже обошлись?

     Испытывая ненависть к Эдит, он вертелся под смятыми одеялом с простыней, чуть слышно стонал, думая, что впредь надо принимать снотворное сразу, как просыпается, сколько бы там ни было на часах...

     Попытался плотнее сомкнуть веки, возможно, Эдит тут вовсе ни при чем, а все дело в Доре Митчелл? Ну да, какие могут быть сомнения! И дураком же он был, сам накликал на себя беду. Дора Митчелл, его студентка, в прошлом году вбила вдруг себе в голову, что влюблена в него. Девятнадцать лет, неспокойные, всегда чего-то ждущие черные глаза, какая-то особая, торжествующая красота,-- он, Кэхилл, считал ее вызывающей. Вообще воспринимал все это как недоразумение, покуда Дора не сказала ему сама, что ждет его после занятий на крыльце библиотеки.

     После этого сколько раз -- давно потерял счет -- Кэхилл встречался с ней в тихих, уютных кафе и барах, возил ее с собой в деревню, в маленький отель в пятнадцати милях от города, выпить по чашечке чаю. Ему льстила ее преданность, он утолял какой-то свой неопределенный, смутный, средневековый голод с помощью ее молодости, он был ей так благодарен за высокое с ее стороны, абсолютно искреннее к нему уважение. И конечно, благоразумно до нее не дотрагивался, даже не поцеловал ни разу.

     Но кто поверит этому, увидев в затемненном дальнем углу сельского отельчика "Красное колесо" его, оживленного немолодого человека, и ее -- высокую, красивую, с обожанием взирающую на него девушку? А он прекрасно знал, что их неоднократно замечали вместе. Кроме того, Дора раза два закатывала ему истерику, заявляя, что "так дальше продолжаться не может"; предложила даже (в духе киношной мелодрамы) поговорить откровенно с его женой, с Эдит...

     От этой мысли Кэхилл вздрогнул под одеялом. Вполне возможно, что Дора отправилась к Ривзу поплакаться у него на плече и разрыдалась перед ним, поддалась соблазну разыграть бешеную страсть молодости. Например, побывала у Ривза сегодня вечером,-- вот почему тот немедленно позвонил ему и просил перезвонить как можно скорее. Нежность, убежден был Кэхилл,-- это слепое, острое как бритва оружие, которое служит для истребления дураков.

     Его стали терзать горькие размышления: что произойдет, если его дочь Элизабет (она всего на два года младше Доры) в один прекрасный день все узнает -- от какой-нибудь представительницы студенческого землячества, из заметки в газете, от стряпчего, готовящего бракоразводный процесс, наконец, от самой Доры за мороженым с газировкой после баскетбольного матча? Какой отвратительный гротеск! Из-за нескольких часов приятной беседы, ради иллюзорного, эфемерного тщеславия, щекочущего нервы мечтания о грехе без его совершения, идти на такой опасный риск! "Поистине,-- думал он, впадая во все большее отчаяние,-- ему надо бы сходить к психоаналитику и сказать ему, что его якобы преследует желание покончить с собой!.."

     Нет, об этом не может быть и речи! Разве позволит он себе такое? Лучше быть таким же безумным, как Петр Великий; просто сумасшедшим, который вопит и бьется в обитой войлоком палате, чем платить первый взнос зеленому юнцу -- психоаналитику, едва прочитавшему кое-какие первые книги Фрейда и Юнга.

     Нет, абсолютно ли он нормальный человек или ползающая по веткам спятившая обезьяна -- ему все равно придется, как и прежде, читать курс философии в аудиториях 22, 12 и 53А, а также студентам на подготовительных. Все дело в деньгах.

     Подумав о деньгах, он снова застонал. На нем еще висят три взноса за автомобиль. Плата за учебу Элизабет -- ее нужно внести недели через две. А еще масло? Сколько же сейчас стоит фунт масла? Ростбиф -- раз в неделю, восемьдесят центов за фунт; его сын Чарлз; горничная Маргарэт,-- она, между нами говоря, съедает по четыре ребрышка зараз. В тишине он вел подсчет, повторяя все словно хорошо выученную, навсегда затверженную жуткую ночную молитву: страховка; налоги; одежда; услуги дантиста, врача; подарки многочисленной семье жены; развлечения...

     Вдруг ему пришло в голову: Ривз позвонил, чтобы обрадовать его -- сообщить о продвижении по службе. Бог свидетель -- он очень этого хочет, а старик Эдвардс должен вот-вот выйти на пенсию и освободить для него место на самом университетском верху. Ривз в весьма дружеских отношениях с президентом университета, обедает с ним раз в месяц; они на "ты", безоговорочно доверяют друг другу. Ривз собирался с ним увидеться сегодня вечером, он знает, Ллойд с его кафедры сказал, а ему известны все университетские сплетни. Ривз что-то узнал и спешит передать ему добрую весть?..

     Как заманчива идея продвижения по службе! Двенадцать -- пятнадцать дополнительных сотен в год на дороге не валяются. Не читать больше самый скучный курс философии -- в аудитории 53А; никаких утренних занятий в восемь часов... Но очень скоро радостное возбуждение спало: скорее всего, дела обстоят наоборот. Президент всегда с ним лишь подчеркнуто вежлив, не больше; он отлично помнит, что в списке на повышение его имя пропущено, а повышение вместо него получили Кеннеди и О'Рурк, преподаватели значительно моложе его. Нисколько не удивится, принимая все во внимание, если от него вообще решат избавиться -- он был далеко не самый популярный преподаватель в колледже. Если быть с собой до конца честным, не стал бы и обижаться, если бы уволили.

     С того самого времени, как он вернулся с фронта, эта работа доводила его до ручки своей скукой. А заниматься чем-то поинтереснее -- да тоже, между прочим, неохота. Лучше всего -- это сидеть в кресле у камина и глядеть в шаловливый огонь. Еще -- пить чуть побольше виски, но не столько, чтобы вредить здоровью. Никогда не притворяться, что он что-то знает; никогда не создавать впечатление, что чем больше знаний накоплено учеником, тем для него лучше. Все это весьма опасные доктрины -- для профессоров, ассистентов, преподавателей, учителей. Может, других это и интересует.

     Только подумать: когда он в последний раз видел на факультетском собрании президента, тот был с ним подчеркнуто холоден; да, именно, холоден -- как ледышка. Чистка с помощью холодного безразличия; казнь в университетском стиле; медленная, довольно мучительная смерть среди библиотечных полок.

     Теперь ему послышался голос Джо Ривза в телефонной трубке: предостерегает, пытается передать ему как можно мягче новость неприятную, взбодрить сладкой ложью о хороших вакансиях в других колледжах...

     Начались горькие раздумья о том, что с ним произойдет, если он вдруг лишится работы. Плата за квартиру, ростбифы, плата за обучение дочери, одежда... Можно, конечно, найти себе богатую жену -- в этом есть свои преимущества. Но и это до конца проблему не решает... Всегда объявится свора жирных родственников, которые станут высасывать из тебя все соки,-- как тот канатоходец, сломавший ногу, когда, поскользнувшись, слетел с каната. Отец Эдит работал на железной дороге в штате Пенсильвания. Вышел на пенсию и теперь получает сто тридцать пять долларов в месяц; не густо, что и говорить.

     Стал вдруг вспоминать богатых невест, на которых был бы не прочь жениться. Ровена... как ее там звали? Двадцать лет назад, в Чикаго; связана с судовладением. Отец служил на пароходах, курсирующих по большим озерам. Но как можно жениться на девушке по имени Ровена? К тому же она весила сто семьдесят фунтов, никак не меньше,-- без всяких преувеличений. Может, даже больше -- сто восемьдесят... К тому же влюбчива, как кошка. Кому нужна такая жена? Озерные пароходы, или не пароходы,-- все равно, если у нее такой ужасный вес. Тем не менее тогда у него была единственная реальная возможность жениться на богатой.

     Везет же некоторым -- встречают в жизни красивых, милых девушек, чьи отцы имеют контрольный пакет акций в "Чейз Нэшнл бэнк" или владеют империей горных разработок в Центральной Америке. И все же, женись он на этой Ровене (Ровена Крумман, вот как ее звали,-- Боже, что за чудовищное имя!), не пришлось бы ему трястись сейчас в этой постели.

    

... ... ...
Продолжение "Пестрая компания" Вы можете прочитать здесь

Читать целиком
Все темы
Добавьте мнение в форум 
 
 
Прочитаные 
 Пестрая компания
показать все


Анекдот 
Угощали Обаму Путин с Медведевым в русском стиле: на столе стоял самовар, а в самоваре по исконно русской традиции была водка... Как удивится потом американский президент, узнав, что он поподписывал в Москве!
показать все
    Профессиональная разработка и поддержка сайтов Rambler's Top100