Галина Васюкова - Васюкова - Золотые росыПриключения >> Сказки >> Сказки >> Галина Васюкова Читать целиком Галина Георгиевна Васюкова. Золотые росы
--------------------
Галина Георгиевна Васюкова
Золотые росы
----------------------------------------------------------------------
Г.Васюкова. Золотые росы: Повесть. - Мн.: Мастацкая лiтаратура, 1977
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 13 октября 2003 года
----------------------------------------------------------------------
--------------------
Повесть
-----------------------------------------------------------------------
Г.Васюкова. Золотые росы: Повесть. - Мн.: Мастацкая лiтаратура, 1977
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 13 октября 2003 года
-----------------------------------------------------------------------
Для детей младшего школьного возраста.
СОДЕРЖАНИЕ
Часть первая. Друзья и недруги
Часть вторая. Грачи колхозные
* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *
ДРУЗЬЯ И НЕДРУГИ
ПЕРЕЕЗД
В тот день я проснулась рано. Мой братишка Ленька услышал, что я
встала, и тоже вскочил, испуганно протирая круглые заспанные глаза. Он,
видно, как и я, боялся прозевать самое интересное. Шутка ли, ведь мы
переезжали. И не куда-нибудь, а в деревню.
Наш папа еще с весны уехал туда на работу. Его послали председателем в
отстающий, недавно организованный колхоз. Все лето ему было не до нас, и мы
жили в городе с мамой и бабушкой. Приезжая по делам, он на минутку забегал
домой, и мы с Ленькой засыпали его вопросами. Что такое колхоз? Почему он
отстающий? И что папа там делает? Леньке казалось, что колхоз - это
какая-то машина, вроде паровоза.
- Все колхозы идут быстро, а папин отстает. Наверно, в нем что-нибудь
испортилось и папу послали исправить, - говорил он.
Я, конечно, не верила. Если бы только исправить, то папа уже приехал
бы обратно, а он там живет целое лето, и мы тоже туда поедем. Все. И
бабушка, и мама, и мы с Ленькой, и Рыска. И даже наш зеркальный шкаф и
бабушкина швейная машина.
Когда я все Ленькины рассуждения передала маме, она рассмеялась и
сказала:
- Колхоз - это не как паровоз, а скорее как город, только поменьше.
Там есть поле, лес, луг, речка... и дома.
- А почему он отстающий? Как он может отставать, если стоит на месте и
никуда не идет? - допытывались мы.
Мама подумала и сказала:
- Он называется отстающим потому, что у людей, которые там живут, мало
хлеба, мало коров и молока. А нужно сделать так, чтобы всего было вдоволь.
Вот нашего папу и послали помочь этим людям.
- Видишь, - сказала я Леньке. - Наш папа не только машину может
исправить, он все может.
Ленька был согласен со мной. Он тоже гордился нашим отцом. Только он
никак не хотел согласиться, что в деревне все такое же, как и в городе: и
небо, и земля, и солнце.
- Знаешь, Оля, - говорил он мне, - я думаю, что небо в деревне...
фиолетовое. Домики маленькие, белые с разноцветными крышами, а трава и
деревья синие...
Я не соглашалась.
- Зажмурь глаза. Крепко-крепко, сама увидишь, - посоветовал он.
Я зажмурила глаза, но, кроме красных прыгающих кругов, ничего не
увидела.
- Ну что?
- Ничего.
- Совсем ничего не видела?
- Круги красные.
- Это коровы, - заявил Ленька. - В деревне коровы красные.
Я рассердилась:
- Не выдумывай! Коровы красные не бывают, и трава синяя не бывает, и
фиолетовое небо!
- Не бывает?! А помнишь, мы видели с тобой розовое небо и красное
солнце? Оно висело совсем низко, над лесом.
Я вздохнула, не зная, что ответить.
И вот сегодня мы увидим деревню собственными глазами. Накануне приехал
папа и сказал, что будем переезжать. Еще с вечера все было уложено в
чемоданы, посуда - в большой ящик, а швейная машина стояла полосатая, как
зебра. Это бабушка обшила ее половиком. Только шкаф громоздился на прежнем
месте и, казалось, никуда не собирался. В его зеркале я увидела девчонку в
коротеньком синем платье, в сандалиях и с черной челкой на лбу. Из-под
челки выглядывали серые глаза.
Это была я.
Одеваясь на ходу и пыхтя от усердия, из спальни вышел Ленька.
- Вкусно пахнет, - заметил он, потянув носом.
Из кухни доносилось шипение примуса. Заглянув туда, мы увидели
бабушку. Она жарила наши любимые картофельные оладьи. В другой раз мы бы
захлопали в ладоши от радости, но сегодня оладьи показались чем-то таким
обычным, будто мы ели их каждый день. Хотелось скорее выбежать во двор,
взглянуть, не пришли ли за нами подводы. Однако бабушка усадила нас на ящик
с посудой и заставила поесть.
- Ешьте, ешьте, - сказала она, - обедать, может, сегодня не придется.
И верно, обедать нам не довелось. В полдень из колхоза пришли три
подводы. Это были не обыкновенные телеги, какие мы видели в городе, а
высокие, решетчатые. В таких, как мы после узнали, возят снопы и сено.
Взглянув на подводы, запряженные тощими лошаденками, бабушка сердито
фыркнула:
- Председатель называется! Лошадей для себя не мог выбрать?
А нам с Ленькой и лошади, и телеги очень понравились. Только бы скорее
ехать. Но нас посадили в последнюю очередь.
Сначала уложили шкаф. Он долго упирался и никак не хотел грузиться -
ни боком, ни стоя. Когда его наконец уложили, оказалось, что он занял чуть
ли не всю телегу. На вторую подводу погрузили стол, кровати, стулья и ящик
с посудой. А на последнюю уселись мы с мамой. Под нами лежали чемоданы и
узлы с подушками и одеялами. Сидеть было удобно. Наша телега выехала
вперед, и мы видели, как на самой последней, рядом со шкафом, восседала
бабушка, придерживая руками фикус. Фикус вежливо кланялся во все стороны,
прощаясь с городом.
И вдруг Ленька закричал:
- Рыска! Рыска! Бабушка, Рыску забыли!
Я тоже было открыла рот, но не успела зареветь, как где-то совсем
рядом послышалось "мяу".
- Здесь ваша Рыска, - сказала мама.
Оказалось, что Рыска едет на одной телеге с нами, - в бабушкиной
большой корзине из-под белья.
Мы сразу успокоились и стали смотреть по сторонам. Вдаль, к темному
лесу убегали сжатые поля. Белые и ершистые, они были похожи на недавно
постриженную Ленькину голову. По жнивью паслись коровы. Были среди них
черные, рябые и коричневые, но красных не было. И небо над нами было
обыкновенное, голубовато-серого цвета. Мы так и не дождались, чтобы оно
стало фиолетовым. Потом из-за леса навстречу нам выползла огромная туча, и
небо сразу стало темным. Лошади зашагали быстрее. Мы сидели притихшие и
смотрели, как первые капли дождя скатываются с пыльных листьев фикуса.
Прижавшись к маме, мы укрылись плащом.
Ехать стало неинтересно.
Дорога быстро размокла, и лошади устало тащились по хлюпкой грязи.
Телеги скрипели, как будто вот-вот развалятся. Под их монотонный скрип я
уснула. Проснулась оттого, что мы остановились. Вокруг была непроглядная
темнота, и только позади мелькал крошечный огонек.
"Может, волки?" - подумала я, но огонек вспыхнул сильнее, и я
догадалась, что это кто-то курит. Из темноты донесся сердитый бабушкин
голос:
- Вот тут где-то она упала и как сквозь землю провалилась.
- Кто провалился? - спросила я оторопело.
- Крышку от кастрюли потеряли, - сказала мама, и я по голосу
почувствовала, что она улыбается.
Отец чиркал спичками, стараясь посветить на дорогу. Желтый крошечный
огонек на секунду выхватил из темноты бабушку, закутанную в клетчатый
платок. Согнувшись, она шарила палкой вокруг телеги.
- Да бросьте вы, Михайловна, - сказал отец. - Стоит ли из-за какой-то
крышки мокнуть? Поехали.
- Много ты понимаешь! - рассердилась бабушка. - Ты и кастрюлю
потеряешь - не пожалеешь. Все нипочем...
- Я же не виноват. Грязь кругом, - примирительно сказал отец.
Усаживаясь на телегу, бабушка ворчала:
- Жил бы себе, как люди... А то сам не сидит на месте и семью за собой
таскает. Один убыток от такой жизни, а пользы...
- Подождите, Михайловна, будет польза, - весело сказал отец, помогая
ей устроиться поудобнее.
- Да уж будет! Весь свет на свой лад все равно не переделаешь...
- Переделаем со временем, - не сдавался отец.
Подойдя к нам, он спросил:
- Ну, как бы тут, команда?
- Мы за тебя, - улыбаясь, сказала мама, - хотя, конечно, крышки жаль.
Кастрюля новая...
- Па-апка, - сонно протянул Ленька, - я тебе помогу переделать. Я все
люблю переделывать.
- Ну, тогда вперед, - рассмеялся отец. - Трогай, - скомандовал он и,
обернувшись к нам, ласково сказал: - Скоро приедем, потерпите немножко.
Уютно прижавшись к маминому теплому плечу и снова засыпая, я подумала,
что наш папа когда-нибудь непременно все переделает на земле. Он такой
смелый и сильный - ему даже грязь и дождь нипочем.
УТРОМ
Проснувшись, я увидела прямо над собой незнакомый дощатый потолок, на
котором весело прыгали солнечные зайчики. Зайчики были знакомые. Они
прыгали у нас еще в старой квартире, в городе. Наверно, мы их привезли с
собой.
Я плохо помнила, как мы вчера приехали. Сонная, усталая, я упала на
подушку, едва бабушка стащила с меня пальто и сандалии. Оказывается, мы все
спали на полу. Мама спала возле Леньки, подложив под голову свою тонкую
руку, и была похожа не на маму, а скорее на большую девочку. Папино место
уже пустовало, и бабушки тоже не было видно. Я растолкала Леньку, и мы
выбежали на крыльцо.
Дома с позолоченными солнцем окошками, голубое небо и зеленая трава.
Обыкновенная трава, как и на нашем городском дворе - еще зеленая возле
домов и заборов и вытоптанная посреди улицы. Из труб вьются сизые дымки, и
солнце полощет косички в лужах от вчерашнего дождя. Все самое обыкновенное
и все-таки необыкновенное. Солнца больше, неба больше и воздуха больше. Мы
с Ленькой соскочили с крыльца и помчались по лужам. Золотистые брызги
разлетались во все стороны.
- Стой! - вдруг крикнула я. - Смотри!
Перед нами прямо на земле лежит крыша. Обыкновенная крыша, как на всех
остальных домах. Только эта лежит прямо на земле, и никакого дома под ней
нет.
- Гм, почему это она здесь валяется? - спрашиваю я.
Ленька молчит. Даже Ленька не может ничего сказать!
- Может, ее вчера ветром снесло, когда был дождь? - говорю я, и мы с
Ленькой оглядываемся по сторонам, ожидая увидеть дом без крыши.
Но все дома с крышами и даже с трубами.
- Это, наверно, еще только строят дом, - говорит Ленька.
- Почему же его начали строить с крыши? - допытываюсь я.
Ленька задумывается. Он не успевает ничего сочинить, потому что я
говорю:
- Дома так не строят. Сначала делают стены, а потом уже крышу. Я
видела в городе...
- Ага, - говорит Ленька, - так то - в городе, а это - в деревне...
Присмотревшись как следует, мы заметили, что у крыши есть еще дверь и
что она замкнута на огромный висячий замок. Это открытие нам не удалось
обсудить как следует. На крыльцо вышла бабушка и позвала нас домой.
Обернувшись, я вдруг увидела, что дом, в котором мы остановились, не
похож на другие дома. Он большой, с зеленой железной крышей и высокими
окнами.
Не успели мы взбежать на крыльцо, как бабушка подала мне стеклянный в
цветочках кувшин и сказала:
- Иди, Оля, с отцом на ферму за молоком. Только дорогу запоминай,
назад одна пойдешь. Отец на минутку домой забежал. Ему будет некогда.
- И я хочу, - заныл Ленька.
- У нас с тобой другая работа, - сказала бабушка. - Тыкву будем
чистить. А в ней семечки есть, белые, крупные. Хочешь?
Ленька наклонился к круглой желтой тыкве и потянул ее за жесткий,
закрученный, как у поросенка, хвостик. Мне стало завидно. "Конечно, Леньке
всегда все самое лучшее. Ему тыкву чистить, а мне - тащись на какую-то
ферму. Что я, молока не видела, что ли?" - с обидой подумала я.
ТЕТЯ МАША
Ферма оказалась просто длинным-предлинным сараем, в котором живут
коровы. Коров дома не было. Они встают очень рано и уходят в поле.
Зато на ферме была тетя Маша в белой косынке и в белом переднике. Она
повела меня в маленький домик с марлевыми занавесками на окнах.
В этом домике никто не жил. В нем было очень много больших блестящих
бидонов - с молоком и пустых.
И тетя Маша, и домик мне очень понравились. Взяв у меня из рук кувшин,
тетя Маша налила в него молока выше цветочков.
Взглянув на меня, она почему-то вздохнула. Потом взяла белую кружку с
длинной, торчащей вверх, как палка, ручкой, зачерпнула в нее молока и
подала мне:
- На, пей.
Я опустила губы в теплое душистое молоко и даже зажмурилась от
удовольствия.
- Вкусно? - улыбаясь, спросила тетя Маша. - В городе, наверно, такого
нет?
Я кивнула головой, не отрываясь от кружки.
Пока я пила, тетя Маша смотрела на меня добрыми, жалостливыми глазами.
- Худая какая да бледная, - сказала она. - Плохо вам в городе жилось,
наверно? Я ведь говорила отцу твоему: "Вези, Егорыч, ребят сюда поскорее,
отпоим их хоть молоком маленько". А он все твердит, что, мол, еще и молока
в колхозе не заработал. А в городе они, говорит, паек получают и молока
могут купить. Я, говорит, не объедать колхоз приехал, а поставить его на
ноги...
Мне стало смешно, что нашего молодого и безусого папку тетя Маша
назвала Егорычем, как старика. И вроде она его ругает, а сама любит. Точно
как наша бабушка.
- Ну, так как же вы там жили, в своем городе-то? - допытывалась тетя
Маша. - И впрямь, что ли, паек какой получали? Ведь отец-то ваш из колхоза
крупинки еще не взял...
Я не знала, что сказать. Мне вспомнились бабушкины пестрые мешочки для
пайка, которые чаще всего бывали пустыми. Вспомнилось, как однажды бабушка
поднялась чуть свет и, собрав их, отправилась в очередь. Нас с Ленькой
оставила дома смотреть за примусом, на котором стояла большая зеленая
кастрюля. Вытряхивая корзинку, она вдруг обнаружила между очистками
небольшую картофелину. Бабушка поскребла ее ногтем и, ополоснув, бросила в
кастрюлю.
- Пускай варится, - сказала она. - А ты, Ольга, смотри. Тут в кастрюле
вода с молоком. Я вот пойду крупу получу, и тогда суп будет.
Щелкнул замок, мы с Ленькой остались одни. Несколько минут мы сидели
молча, и у обоих вертелась в голове одна и та же мысль: "Сварилась уже
картофелина или нет?"
Ленька, вдруг вооружившись ложкой, направился к кастрюле.
- Стой! - закричала я. - Не лезь! Ты слышал, бабушка велела мне
смотреть.
Ленька только фыркнул и, приподняв крышку, понюхал варево.
- Ах так! - сказала я и тоже схватила ложку.
Наши ложки заработали вовсю. Мы обшаривали дно и бока кастрюли, но
маленькая картофелина была неуловимой. Драгоценная, засиненная молоком вода
расплескивалась, и примус угрожающе шипел. Мы едва успели отскочить, когда
он, разъяренный, прошипел в последний раз.
Кастрюля валялась на боку, а по полу расползалась мутная лужа.
Картофелина откатилась в сторону и лежала на сухом месте.
Ленька завладел ею первый. Откусив половину, он протянул мне мою долю.
- На. Сырая еще, - сказал он.
- Не хочу, - ответила я, шмыгнув носом. - Достанется нам теперь...
Ленька задумчиво повертел вторую половинку, положил в рот и, как
кролик, схрумкал ее передними зубами. Одной рукой я вытирала лужу на полу,
а другой - глаза и нос. За этим занятием и застала меня бабушка.
Взглянув на ее корзинку с пустыми мешочками, я заулыбалась:
- Не получила паек? Ну и хорошо. Все равно у нас тут разлилось...
Вот... - развела я руками.
НЕОЖИДАННОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ
Солнце поднялось высоко. Оно пригрело так, что белое пятно за
огородами, про которое я подумала, что это река, начало расползаться во все
стороны. Это был туман.
От выпитого молока и солнца, которое проворно сушило лужи и мои
сандалии, мне стало так радостно, что я даже запела свою любимую песенку
про Красную Шапочку:
Красной Шапочкой Катюшу
Мама называла.
Раз она ее с гостинцем
К бабушке послала...
Красной Шапочкой, разумеется, была я, а гостинец - у меня в кувшине. И
только не было злого серого волка. Да и откуда ему взяться, когда здесь
деревня, а не лес? А позади ферма, на которой хозяйничает тетя Маша. Я
оглянулась, чтобы посмотреть на ферму, и... замерла. Шагах в десяти от меня
стоял волк. Серый и огромный! Левое ухо у него было разорвано. Он смотрел
на меня красноватыми глазами.
Я хотела бежать, но ноги мои точно приросли к земле.
Мы стояли оба, не шевелясь, и смотрели друг на друга. Наконец я
немножко пришла в себя. "Почему он не бросается на меня? Может, он ручной?"
- подумала я и осторожно начала пятиться назад.
Волк не двинулся с места. Он стоял, вытянув острую морду, и
принюхивался. Я осмелела, потихонечку пошла. Волк стоял. Я пошла быстрее.
Волк тоже заковылял за мной. Не раздумывая больше, я пустилась бежать.
Оглядываясь на ходу, видела, что волк трусит следом. Придерживая рукой
кувшин, чтобы не расплескать молоко, я побежала быстрее. Я уже не смотрела
назад, чувствуя, что волк и не думает отставать.
"Только бы не упасть, - думала я. - Он сразу тогда набросится". А
вокруг, как назло, ни души, и до деревни еще порядочно. Вдруг я увидела,
что из-за поворота на телеге выехал человек.
- Дядя! - закричала я. - Дядя!..
Но вместо дяди на телеге, держа в руках вожжи, стояла белобрысая
девчонка. Она глянула на меня, потом на зверя, остановившегося в нескольких
шагах, и, ничего не говоря, взялась за кнут.
- Пошел вон! - крикнула она.
Волк стоял и, вытянув морду, посматривал то на меня, то на нее.
- Ах, ты так! - обозлилась моя спасительница и, поставив босую ногу на
край телеги, подалась вперед. - Кому говорю, пошел вон!
К моему удивлению, волк повернулся и потрусил обратно.
- Спасибо вам, - сказала я вежливо.
Не обернувшись, девчонка взмахнула вожжами:
- Н-но! Пош-шел!
И не успела я опомниться, как она покатила прочь. Я смотрела, как
ветер пузырит ее цветастое платье, и мне почему-то хотелось зареветь.
Телега была уже почти возле фермы, и все же мне было видно, как
храбрая девчонка размахивала кнутом и ветер трепал ее светлые волосы.
- Дура лохматая! - бросила я ей вслед и тут же с испугом схватилась за
голову.
Банта не было. Мой новый голубой бант, который я утром завязала первый
раз, потерялся. Волосы торчали во все стороны, и я, верно, похожа была на
взъерошенную ворону.
Я вздохнула и поплелась домой.
Навстречу мне выбежал сияющий Ленька.
- Знаешь, я сделал открытие, - объявил он. - Хочешь, скажу?
- Не надо мне твоих открытий, можешь не говорить, - ответила я
сердито.
Но Ленькино открытие так и распирало его, и он, не дожидаясь, пока я
попрошу, выпалил:
- Мы живем в школе!
- Как - в школе?
- В обыкновенной школе, в которой учатся. Там есть классы и парты!
Я смотрела на Леньку, думая, что он опять сочиняет.
- Не веришь? Ну так смотри - вон уже первый ученик пришел. Скоро уроки
начнутся.
Только тут я увидела возле крыльца незнакомого мальчишку в длинных
холщовых штанах и с сумкой через плечо. Он молча таращился на меня.
Вспомнив, что мой отец председатель колхоза, я задрала нос кверху и
прошагала мимо.
ДОМ БЕЗ ТРУБЫ И СЕРДИТЫЙ ДЕД
После "первого ученика", пришли остальные. Они стояли и глазели на
нас. Обычно Ленька очень быстро заводил знакомства, но на этот раз не
успел. Из школы вышла учительница и позвала их в классы - в этой школе не
было даже звонка. Мы остались одни, и нам стало скучно.
- Пойдем? - предложил Ленька.
- Куда?
- Куда глаза глядят, - сказал он.
Мы пошли. Шли-шли и вдруг видим: из одного дома валит дым.
- Бежим, - крикнул Ленька, - это, наверно, пожар!..
Мы подбежали и увидели, что никакого пожара нет. Только дым валит из
открытой двери, пролезает через крошечное оконце. И дом - не дом, а
избушка, маленькая, с огромной соломенной крышей.
Мы с Ленькой уцепились друг за дружку и стояли как заколдованные. Мне
даже показалось, что это вовсе не избушка, а какой-то страшный зверь и
наверху у него не крыша из пожелтевшей соломы, а грозно торчащая во все
стороны щетина. Чудовище уставилось на нас своим единственным глазом и,
открыв четырехугольную пасть, выбрасывает клубы едкого дыма.
И вдруг из этой пасти вынырнула старушка с деревянным корытцем в руках
- маленькая, сухонькая, в длинной синей юбке с передником. Сгорбившись, она
засеменила за дом. Не успели мы опомниться, как она вернулась обратно. В
корытце лежала свекла. Ополоснув ее водой из деревянного ведра, бабка снова
нырнула в дымящееся отверстие.
- Смотри, - прошептал вдруг Ленька, - трубы нет...
Я взглянула на крышу и тоже не увидела там трубы.
- Может, с другой стороны? - сказала я.
Мы стали осторожно обходить избушку. Вокруг ни изгороди, ни колышка.
Только грядки со свеклой и зеленовато-белыми кочанами капусты.
И вдруг Ленька чуть не наступил на какой-то крошечный желтый комочек.
- Ой, цыпленок! - закричал он.
Между грядок копошились цыплята. Желтые и серенькие. Они разгребали
землю, как настоящие куры, и тоненько попискивали. Ленька нагнулся и хотел
погладить одного.
- Осторожно, - сказала я, - а то курица тебя сейчас ка-а-ак клюнет!..
- Не бойтесь. Курицы нет. Я тут за курицу.
Мы испуганно обернулись. Возле дома, на завалинке, сидел старый дед с
лицом, заросшим седыми волосами.
Он и в самом деле был похож на наседку с растрепанными перьями. Я даже
хихикнула, но дед смотрел на нас строго, и мне тут же расхотелось смеяться.
- Мы гуляли... - начала я смущенно, - и...
- И вдруг видим - пожар! - подхватил Ленька. - Мы подошли сюда, а это
вовсе не пожар. Просто дом без трубы.
Дед улыбнулся в прокуренные усы, и мы с Ленькой тоже заулыбались.
- А где же ваша труба, дедушка? Упала? - спросила я.
- Ее у меня никогда не было, - сказал дед.
- Не было? А как же зимой без трубы? - удивились мы.
- А вот так, как видите... Топим по-курному.
- Мы скажем папе, и вам сделают трубу, - сказал Ленька.
Дед усмехнулся.
- Не верите? Наш папка председатель, он здесь самый главный... -
быстро заговорил Ленька, поглядывая на меня.
- Да, - сказала я. - Нашего папку прислали сюда все переделать. Он
сделает, что все будут жить богато. А труба ему пустяки - в два счета
сделает... - заявила я, видя, что этого деда ничем не проймешь.
Вместо того чтобы обрадоваться и поблагодарить, дед еще раз
усмехнулся, покачал головой и сказал:
- Дай бог, дай бог... Только тут уже бывали такие, переделывали. А
толку... - Он вздохнул и, махнув костлявой рукой, полез в карман.
- Вы нашего папку не знаете! - взволнованно сказал Ленька. - Он не
такой, как другие, он... он...
Ленька готов был зареветь от досады, а дед, не обращая на него
внимания, набивал свою трубку.
Мы и не заметили, как к нам подошла бабка.
- Вот, Марта, гости к нам пришли, - кивнул на нас дед.
- А ты уж их и обидеть успел, - взглянув на наши насупленные лица,
сказала бабка Марта. - Ну, пойдемте в хату, я вас горохом угощу.
Мы с Ленькой покосились на дверь, из которой только что валил дым.
Дыма было уже меньше. Он плыл, совсем светлый и реденький, как старый
бабушкин шарф, который я у нее выпрашивала для куклы. Мы нырнули вслед за
бабкой Мартой в избушку. Внутри дым был только вверху. Мы сели на низенькую
скамеечку и смотрели, как бабка проворно снует по избушке. Она делала все
не разгибаясь. Быстро передвинула в печи кипящие горшки, принесла нам в
миске свежий вылущенный горох.
- Вкусно? - улыбнулась она, глядя на нас, и веселые морщинки
разбежались у нее по лицу.
Присев рядом с нами, она сказала:
- А на моего Савельича вы не обижайтесь. Он добрый, только так ворчит,
с обиды... - Поглядывая на дверь, бабка шепотом рассказывала: - Табак у
него рос на грядках, а огород у нас, сами видели, не огорожен...
- Ни кола ни двора... - догадался Ленька, вспомнив сказку про бедного
мужичка.
Бабка кивнула.
- Правда твоя, дитятко. Ну, а эта ведьма, кулачка Лещиха, пустила свою
корову, она весь табак и потоптала.
- А пусть бы дед Савельич взял палку и побил бы ведьму Лещиху, -
сказал Ленька.
Я только глаза вытаращила от удивления, как он все сразу понимает.
Мне, например, совсем не ясно, как это табак растет на грядках, когда
он должен продаваться в магазине. Я постеснялась спросить, да и рот был
занят горохом, а бабка продолжала:
- Он ей так и посулил, а она за это возьми да отними у нас курицу!
- Как это? - не поняли мы с Ленькой.
- А так, отняла - и все, - сказала бабка, и веселые ее морщинки
сбежались в горькие складочки вокруг рта. - Курица-то ее была. Одолжали мы
наседку, цыплят выводить, - пояснила она. - Осиротила их, маленьких. А на
дворе осень, им теперь трудно без матери...
Мне даже горох не полез в горло, так жалко стало цыплят.
- И что это наш папка смотрит?! - возмущался Ленька, когда мы шли
домой. - Беспорядки кругом, а ему вроде и дела нет. Я ему все доложу
сегодня! Все! - заявил он решительно.
ЗНАКОМСТВО
Уроки в школе уже кончились, все ребята ушли домой, только "первый
ученик" со своей холщовой сумкой остался возле крыльца. Оказалось, его
зовут Павликом и они с Ленькой уже друзья. Они сидели на скамеечке и о
чем-то разговаривали.
Вдруг я заметила знакомое цветастое платье, мелькнувшее за забором.
Когда девочка подошла, я увидела у нее в руке мой бант, который потеряла
нынче утром.
- Это твой? - спросила она. - Я сразу догадалась... На, возьми!
Я взяла бант и стояла, не решаясь сказать ей, что мне очень хочется с
нею дружить. Ведь это была не какая-нибудь городская девочка с соседнего
двора, к которой я могла подойти и просто сказать: "Давай с тобой дружить".
А эта вон какая - ездит на лошади и даже может расправиться с волком. С
виду она была совсем обыкновенная, почти такого же роста, как и я, только
босоногая, загорелая и растрепанная. И вдруг, когда она уже повернулась,
чтобы идти, я решилась.
- Как тебя зовут? - спросила я.
Она обернулась.
- Зинка.
- Зина, хочешь, я... я тебе этот бант подарю?
Она смотрела на меня насупившись.
- Он тебе знаешь как пойдет! У тебя волосы белые, а бант голубой... А
мне он не подходит, и... у меня еще есть. На, возьми.
- Вот еще придумала! Сама носи... - сказала она и фыркнула.
Потом смерила меня взглядом с головы до ног, снова чмыхнула и, ничего
не говоря, помчалась прочь.
Я покосилась на скамейку, где сидели Ленька с Павликом. Они
сочувственно глядели на меня. Тогда я, размахивая ленточкой, запрыгала на
одной ножке к крыльцу. Но мне вовсе не было весело. Мысли мои были заняты
тем, как покорить эту странную Зинку.
И вдруг я придумала.
- Бабушка, где моя кукла?! - крикнула я, влетев в комнату.
Бабушка сердито отмахнулась.
- Отстань, не знаю я. Разве тут найдешь что? Нужную вещь не могу
найти, не то что куклу...
- Кукла тоже нужная вещь, - сказала я и начала перетряхивать ящик с
вещами.
Игрушки и кукла, как назло, оказались на самом дне. У куклы был не
особенно нарядный вид. Я кое-как пригладила ей волосы, поправила измятое
платье. Спустя несколько минут на крыльце уже была настоящая квартира из
нескольких комнат, отгороженных кубиками.
В спальне сидела моя кукла с ярким бантом в растрепанной косе.
Я сразу заметила, что она произвела сильное впечатление на Павлика. Он
стоял возле крыльца и во все глаза глядел на куклу.
- Что, красивая? - спросила я.
Павлик молча кивнул.
"Конечно, - подумала я, - он и в глаза такой не видал. Зинка тоже
ахнет. Не будет тогда нос задирать..."
Но Зинка не появлялась, и мне стало скучно.
- Павлик, хочешь со мной играть? - предложила я.
Он растерянно взглянул на Леньку.
- Ленька тоже будет, - заверила я. - Вы будете дети, а я - мама.
- Ладно, - сказал Ленька. - Он будет послушный сын, а я - балованный.
- Дети, идите обедать! - сказала я строго.
Но ни один из "сыновей" - ни послушный, ни балованный - не поспешил на
мой зов.
Ленька, забравшись на перила крыльца, свесился вниз головой и начал
кривляться, а Павлик стоял, как столб, не зная, что делать.
- Ну, что же ты? Иди домой, говорю! - набросилась я на него.
- А чего ты кричишь? - заступился за приятеля Ленька. - Он же
послушный. Ты на меня кричи, видишь, я балуюсь?
Я разозлилась:
- Уходи отсюда! Никто с тобой играть не будет, с таким...
- Тогда и Павлик уйдет!
- Нет, не уйдет!
- Нет, уйдет.
- А я говорю, не уйдет!
Павлик стоял растерянный, не зная, кого слушать, а мы с Ленькой
тормошили его с обеих сторон и шумели на всю улицу. Вдруг откуда-то как
вихрь вылетела Зинка.
- Вы чего тут деретесь? - закричала она.
- Мы не деремся, мы играем, - сказал, улыбаясь, Павлик.
- Давай и ты с нами играть, - обрадовалась я.
- Вот еще, - сказала Зинка, - что я, маленькая? Некогда мне...
Она шмыгнула веснушчатым носом и убежала, даже не взглянув на мои
игрушки.
... ... ... Продолжение "Золотые росы" Вы можете прочитать здесь Читать целиком |